Герцогиня в изгнании

В этот момент герцог Шаттери порадовался, что его не заключили под стражу, а просто блокировав магию, запретили пользоваться порталами и покидать столицу. Прошлый он смирно бы ждал разрешения дела, даже не подумав пойти против брата, однако после рассказов Медеи, выуженных из памяти Этерии, Вилейт растерял всю лояльность, а так же доверие к своему кузену. И сейчас ему предстояло хорошенько обдумать свой побег — не стоило надеяться, что в данный момент за ним никто не следит.

Даже с арестом повременили не потому, что Альберт так доверял Вилейту, а просто, чтобы не сеять панику среди знати и простого люда. Всё же образ герцога Шаттери был безупречным — за ним среди народа давно закрепилось звание «святого рыцаря», потому мало кто вот так с ходу поверит в его причастность к тёмной магии. Скорее ошарашенные новостью люди косо посмотрят именно на императора, а это невыгодно Альберту. Потому он на такое не пойдёт. По крайней мере, пока не сможет распространить благую весть о скором наследнике престола, чтобы развеять подозрения о выгодном устранении конкурента на трон.

Только поэтому Вилейту дали три месяца, которыми он собирался воспользоваться с умом — ему хватит времени, чтобы собрать верных людей и без спешки дойти до Хильдема, где он поможет той, кого обязан считать злейшим врагом.

Думал ли Вилейт, что по приходу он обнаружит на месте поместья руины? Нет, ведь едва услышав об уже состоявшемся нападении на Медею герцог понял, что не чувствует себя вдовцом. А значит, его жена всё ещё жива и уж точно не сидит сложа руки. Так что ему тоже пора действовать.

Глава 38. Отступление седьмое

Поместье Хильдем. Гостевые покои

˜٭❖٭˜

— Аккуратнее, Шейт, — предупредил Бьерн, придерживая уцелевшей рукой темноволосую голову, — если с этим человеком что-то случится, я уверен, госпожа недрогнувшей рукой тебя упокоит.

Человеческие глаза упыря вспыхнули алым из-за приступа ревности, и он пренебрежительно фыркнул:

— Ой, не нагнетай. Как будто это, — Шейт специально разжал руки, чтобы непонятно откуда взявшийся конкурент на сердце его госпожи упал на кровать с приличной высоты, — дороже ей нас — верных слуг, проверенных временем.

— Кто знает, — задумчиво ответил ревенант, с интересом разглядывая лицо с подозрительно быстро заживающим ожогом. Почему-то при взгляде на этого, даже во сне хмурого брюнета в старомодной одежде юга, Бьерн не мог отделаться от чувства, что они знакомы. Да и оговорочка госпожи никак не выходила из седой головы дворецкого. Немного поразмыслив, он всё же решил поделиться своими подозрениями с Шейтом. — Лично меня не покидает ощущение, что я знаю этого человека. При том узнал его именно в этой жизни.

Упырь хоть и был упрямцем и гордецом, эти качества пришли за ним из жизни до обращения, но к словам Бьерна он прислушался. Сдёрнув с незнакомца накидку, Шейт пристально рассмотрел и символы на его руках, и метку на груди. После чего уже сам укрепился в мысли, что давно не стриженый брюнет точно не просто мимо проходящий маг. К тому же от него веяло чем-то подозрительно знакомым…

Наклонившись ближе, Шейт закрыл глаза и втянул воздух, за что тут же получил затрещину от Бьерна, который возмущенно произнёс:

— Ты его что, осушить решил?

— Да больно надо, — прошипел упырь обиженно глядя на ревенанта, — я же совсем недавно наелся до отвала.

— Тогда зачем принюхивался? — недоверчиво уточнил Бьерн, собираясь всеми своими оставшимися силами выполнить приказ госпожи и сделать всё возможное, чтобы раненый мужчина дожил до её возвращения.

Закатив глаза, упырь сказал:

— Да я просто пытался распознать его запах. Ты ведь сказал, что он выглядит знакомо, вот и решил проверить. И да, ты прав. Кто бы это ни был, он точно бывал в поместье — его запах кажется мне смутно знакомым.

После этих слов бессознательному Кассиану досталось уже два подозрительных взгляда. Конечно же, приходить в себя и утолять неожиданное любопытство упыря и ревенанта он не спешил, так что потрепанной в бою нежити оставалось только потоптаться рядом, перебрасываясь пустыми догадками, да уйти, оставив странного гостя в покое. Бьерну и Шейту нужно было привести себя в порядок, а помочь человеку без госпожи они всё равно не могли. Поэтому решили хотя бы не шуметь у кровати больного.

Правда это всё равно не принесло покоя и тишины в спальню. За окнами стоял грохот, стук, периодически раздавался вой пилы, и всё это было сдобрено руганью на древне-цвергском. Тёмные мастера, узнав о произошедшем, спешно принялись за работу, оставив отсутствие утверждения проекта на свою совесть. А, как известно, тёмные дворфы такой непрактичной вещью как совесть не обладали — их металлические сердца бились только ради новых свершений, к которым они всегда подходили с особой ответственностью. Вот и сейчас цверги вкладывали душу в дом, достойный последней некромантки не щадя ни себя, ни редких обитателей поместья.