Девушка очень хорошо изображала Этерию, но, кажется, она даже не догадывалась, что её внешность медленно меняется. То, что герцог изначально принял за признаки болезни, оказалось чем-то схожим с трансформацией — скорее всего душа постепенно “подгоняла” новое тело под себя, и пусть снова стать собой у вторженки не получится, но спустя годы она перестанет так сильно походить на Этерию.
Да, всё началось с малого: волос и глаз. Теперь Вилейт понимал, что локоны его жены не потускнели, а просто стали более рыжими, нежели тёмно-красными. А глаза хоть и оставались серыми, но едва заметно уходили в зелёный оттенок. Затем приглядевшись, герцог стал подмечать ещё больше внешних отличий: слишком пухлые (на его вкус) губы Этерии теперь немного меньше, но от этого они только выиграли, кончик носа стал острее, а глаза чуть вытянулись к вискам. Вроде бы незначительные изменения, но роковая красота его жены стала более тонкой и в ней улавливалась индивидуальность другой девушки.
Но больше всего Вилейта тронул характер его подменной жены. Она обладала иронией, но не такой ядовитой, как у Этерии, она очаровывала не флиртом, отточенным годами, а атмосферой вокруг себя и подкупала чувством юмора. Герцогу ещё никогда не было так приятно наблюдать, как его пытаются выпроводить из вроде как собственного поместья. При этом не прямо, а играя словами и показывая всем видом насколько ему не рады. Наоборот. Их маленькие перепалки с женой приводили его в восторг — (не)Этерия в такие моменты выглядела особенно чарующей.
В обычных случаях даже намёк на дерзкое поведение герцог Шатерри пресекал, но у него теперь попросту не получалось злиться на ту, что стала его женой случайно. Даже больше — он был готов вытерпеть куда более оскорбительные вещи за всё, что сделал невинному человеку. Но откуда же ему было знать, что в теле ненавистной Этерии совсем незадолго до свадьбы оказалась другая девушка?
При том достаточно умная. Другая, скорее всего, закатила бы скандал, сослалась бы на амнезию или ещё что, но эта девушка предпочла затаиться, стерпеть всё и разбираться во всем самостоятельно. На такое мало кто способен. И это не могло не восхищать Вилейта.
Интересно, а как её зовут на самом деле, — вспыхнула последняя мысль, прежде чем герцог Шаттери погрузился в сон. Но она оказалась настолько яркой, что даже утром появившийся вопрос не спешил оставлять его в покое.
Именно поэтому, едва позавтракав, Вилейт немедля отправился в Хильдем под тяжелым взглядом своего секретаря: дела копились, но хотя бы император последнее время не требовал его присутствия. Альберт всё глубже погружался в свою паранойю и постепенно сводил свои контакты с кузеном к минимуму. Что, в принципе, радовала Вилейта — уж слишком странно стал вести себя император.
Портал как всегда сократил его путь к Хильдему, но пока он ждал свою жену его так одолело любопытство, что он, не церемонясь, прямо спросил кто перед ним. А дальше… он увидел то, что видел перед обмороком своей жены — ярко-изумрудные глаза вспыхнули, пряча в себе золотые искры, отчего их цвет казался ядовитым, но при этом ими было невозможно не любоваться. Ещё ни разу Вилейту не доводилось видеть таких глаз.
Так же как и не доводилось настолько разочаровываться. Правда и последовавший за ней разговор просто вогнали герцога Шатерри в ужас — всё это творилось фактически у него под носом, а он не видел. Не хотел видеть. Почему? Да ему и так приходилось постоянно доказывать свою преданность императору и убеждать всех, что его не интересует трон. Вилейт даже женился на той, кого люто ненавидел лишь бы доказать Альберту — ему не стоит опасаться переворота. Уж точно не с подачи герцога.
И что по итогу? У власти искусный манипулятор одержимый какими-то своими идеями. А ещё Вилейта начало разрывать от чувства вины перед своей женой — она так настрадалась, а тут ещё он со своей яростью и мальчишеской местью. Даже тошно от себя самого стало. Но на этом секреты не закончились.
У жены оказался припрятан ещё один — последний. Зато какой…
— Что, прости? — хрипло переспросил Вилейт.
— Некромант, — повторила Медея спокойно глядя снизу вверх на ошарашенного светлого. — Притом очень практикующий.
В гостиной повисла пауза, чтобы спустя мгновения её разорвала настоящая буря.
˜٭❖٭˜
Часть кроны раскидистого дерева вдруг покачнулась. Не стихающий ветер разбивался о потрепанные временем стены внутреннего двора и не он оказался причиной града полузамёрзших капель с ветвей — чёрная тень вальяжно расположилась на дереве и именно её действия потревожили сон белой ивы.