Гесериада

— Но откуда же мне знать про дела этого нечестивца? — говорит она. — Ведь пока не явился ты, я вовсе не выходила из его дому. Уезжает он на охоту верхом на своем медно-синем лошаке, а возвращается вечерней красной зарей, с навьюченным изюбрем. Этот лошак, почуяв присутствие поблизости врага, подходит обыкновенно к дому, храпя носом, грызя мундштук своих удил, подпрыгивая всеми четырьмя ногами и передними взрывая землю. Вперед обычно прибегают два его бурых коня, которые все время меняют места один другого, идя попеременно то спереди, то сзади. На своей же гадальной красной нити гадает он так, что не ошибется даже сказать, готово ли жареное. Ах, Богдо мой, куда же я дену тебя, моего милого?

— Что тут такого? — говорит Гесер. — Ты только дай мне тайком и хитростью как-нибудь спрятавшись залечь.

5 При помощи Аралго-гоа и трех победоносных сестриц Гесер истребляет Мангуса и поселяется с любимой в его ставке у золотого субургана

И вот какую хитрость придумали Гесер с Тумен-чжиргаланг. Гесер забрался в выкопанную в семь алданов глубиной яму, которую привалили белокаменной плитой, покрыли ее полотном с начертанной на нем молитвою-мани, присыпали затем землей, поверх земли — сухою травой, а поверх нее положили свежей зелени. Надо всем этим поставили котел, до краев наполненный водою, а возле этой воды разбросали вырванные перья всяких птиц, и привязали красно-белую веревку.

Туманной вечерней зарею подъезжает Мангус на своем медно-синем лошаке, с навьюченным изюбрем. Приближается к дому лошак его, храпя носом, грызя мундштук своих удил, подпрыгивая и роя землю копытами. Подбегают и два его бурых коня — передний и тыловой, — прыжками меняющие места один другого.

— Тут, должно быть, ее фокусы, моей фокусницы-жены, — говорит Мангус. — Тут, должно быть, ее лукавства, моей лукавой жены! Или враг пришел? Смрадно смердит у меня в носу навозным жуком? Сейчас же подай мне мою гадальную красную нить! — обращается он к Тумен-чжиргаланг.

— Стыд и срам! — воскликнула та. — Ты дошел до того, чтобы сказать: тут фокусы моей фокусницы-жены! Что это значит? Пусть же придет мой фокусник Гесер, пусть фокусно изрубит фокусничающего Мангуса!

— Ты дошел до того, чтобы сказать: тут лукавства моей лукавой жены! Что же это такое? Пусть же, наконец, придет мой завороженный Гесер, пусть перережет глотку лукавому Мангусу и снова и снова приносит жертвы своим бурханам!

— Отвергнув Гесера, предпочтя тебя, я поднялась и пришла сюда. Что же это я живу здесь в твоем доме, я, лукавая фокусница?

— Чего же сейчас-то на меня зря ругаться? — говорит Мангус. — Поди в юрту да подай мою красную гадальную нить. Только не смей подавать ее, сперва пропустив под бабьей промежностью или под собачьей мордой, иначе гаданье мое выйдет с ошибками, а подавай, пропустив ее через правый бок юрты!

Войдя в юрту, Тумен-чжиргаланг сделала с нитью то самое, что говорил он про гаданье с ошибками, и подала ему. И вот, оставаясь на своем лошаке, Мангус начинает ворожить:

— Эх, оказывается, пришел сюда государь десяти стран света, Гесер-хан. Не закопался ли негодный у меня под очагом, не привален ли — белокаменной плитой, не лежит ли присыпанный черной землей?

— Что такое ты говоришь? Кто станет закапывать Гесера, не я ли, выходит, и закопала?

— О, если б подал человеческий голос мой родитель — вышнее синее небо! О, если б подала человеческий голос дольняя Златонедрая Земля. О, если б, внимательно прислушиваясь, услыхать мне их разговоры!

Тогда подает с неба человеческий голос один из хубилганов Гесера:

— Ты пришла, отвергнув Гесера, а теперь уходи!

А из-под земли говорит сам Гесер:

— Ты, Мангус, зря, пожалуй, ворчишь! Услыхал эти слова Мангус, рассмеялся и говорит:

— Ну, и диво-дивное! Однако я не поворожил еще на одной нити! Поворожил и говорит:

— Оказывается, умер Гесер, обратился в черную землю. Привалило его белокаменной плитой, занесло белыми снегами, захоронило черной землей, закидало сухой травой, поверх которой поросла зеленая травка. Вот великое море в чугунных берегах, полощут в нем свои перья всевозможные птицы, и всех выше сидят сороки-вороны и над ним насмехаются. Оказывается, уж год прошел, как он умер! И Мангус слез с лошака. Велел он подать себе большую зубочистку, взял ее, и когда стал ковырять в зубах, выпало наземь два-три человека. Он велит подавать себе обедать, и Тумен-чжиргаланг, обведя его вокруг пальца, подает ему тех же покойников. Мангус принялся за еду, а Тумен-чжиргаланг села к нему на колени и говорит:

— Ах, славный мой муженек! Воротясь давеча с охоты, понапрасну ты бранился: ведь на тебя променяла я Гесера и к тебе пришла. Но в этой твоей ставке нет ворот. Ты уезжаешь, а я дома сижу: придет нечестивец Гесер, убьет меня, да и был таков — непременно это случится! Тогда как, узнав заблаговременно о его приближении, я могла бы дать знать тебе, моему милому...