Гесериада

— Ну, вот, я убил этого поганого, — говорит Гесер своей Тумен-чжиргаланг. И весело, мирно провели они полдня, а вечером, в ожидании прибытия Мангуса, Гесер забрался в свою яму и лег. Вечером является Мангус:

— Ой, беда! Болит у меня голова! — говорит он. — Уж не пришел ли Гесер?

— Ах, милый мой муженек! — говорит Тумен-чжиргаланг. — Что такое с твоей головой? Может быть, ты просто ничего не добыл покушать?

— Чуть-чуть нашел и поел! — говорит он. — Но вот вдруг у меня зашумело в голове и стало дурно.

* * *

На другой день Мангус сказал, что едет на север, а сам отправился на юг. Вышел и Гесер, направляясь к северу. Подходя к его главной ставке, он видит: на верхушках девяти красных деревьев сидят три девицы, Мангусовы младшие сестры. Обернулся Гесер цветущим и прекрасно одетым красавцем и входит в ставку. Подходя к девяти красным деревьям, резвится он на все лады и поет:

— Чьи же это будут красные девицы, живущие на девяти красных деревьях? Говорят, есть три прекрасных дочери у верховного Хормусты-тэнгрия. Уж не они ли это? Говорят, есть три дочери и у преисподних драконовых ханов; есть, говорят, дочери и у Гесер-хана, есть дочери и у Мангуса. Должно быть это дочери кого-нибудь из этих четверых. Ах, если б эти прекрасные девушки посмотрели на мои игры, сойдя с деревьев и подойдя ближе ко мне!

— Ого! Однако не вороны ли это или сороки? Иначе зачем бы им жить на этих деревьях?

— И в самом деле! — говорят девушки. — Разве не справедливо говорит этот человек? Птицы мы, что ли? К чему нам зря торчать на верхушках этих деревьев? И с этими словами они сошли и приблизились к нему. Смотря на его игры, и девушки стали, дивуясь, резвиться.

— Кто ты таков, человек? — спрашивают его девушки.

— Я, — отвечает Гесер, — я пришел из Вечной Земли, на Западе. Есть у меня — дар черно-шапочного Кармы — сто восемь священных шейных шнурков — цзангя, из шелкового гаруса-сырца. Станете ли вы носить?

— Ах, как же не носить дара великого ламы? Где они? Дай!

— Но как вы станете носить: на шеях, а то, может быть, на ногах?

— Зачем же мы станем надевать их на ноги? Мы будем носить их на шее!

— Подойдите ближе: я надену их вам! — говорит Гесер и, вынув из-за пазухи три тетивы от своего лука, он удавил всех троих.

Срубил он тогда девять красных деревьев, спалил главную ставку и ушел.

Вечером приходит Мангус, жалуясь на головную боль.

— Ты, должно быть, нарочно хочешь заболеть? — говорит Тумен-чжиргаланг. Разве тебе есть нечего? Я хочу, чтобы ты посидел один день дома и поправился!

— Ах, милая! Зачем ты меня удерживаешь? Заболел: ну так что же? Все же буду ездить на охоту! — и с этими словами Мангус уснул.

* * *

На другой день Мангус заявил, что едет на восток, а поехал на запад. Выехал и Гесер и направился на восток. В полдень подкрадывается он к трем маралам, которые вблизи от него лежат и нежатся на берегу моря. Прострелил он всех трех маралов одной стрелой и выпотрошил среднего, из внутренностей которого выпал золотой ларец. Раскрыл он ларец, достал медную иглу, изломал ее и возвращается.

Поздно вечером приходит домой Мангус и жалуется на очень сильную головную боль.

— Я хочу, чтобы ты завтра пересидел день дома и поправился! — говорит Тумен-чжиргаланг.

— Что ты мне говоришь такое, моя милая? Завтра я поведу тебя и буду тебе все показывать! Наутро встал Мангус чуть свет, обвязал свою голову и велел Тумен-чжиргаланг следовать за собой. Он ввел ее в свою большую золотую юрту, где он устроил огромный склад человеческих трупов. Затем он водил ее по своим многочисленным прекрасным юртам, всячески изукрашенным: они оказались доверху наполненными запасами мяса, рыбы и дичи. Была у него и старенькая деревянная избушка. Привел он ее и туда: там было собрано великое множество золота и серебра.

— Если бы я захотел эти запасы проесть, то разве я не мог бы их прикончить в один день? Разве не видно, что я позаботился о том, чем кормиться в черные предсмертные дни? Болен? Ну так что же? На охоту я поеду! И с этими словами Мангус отправился на восток.

Выехал и Гесер, устремляясь к западной его ставке. С южной стороны от Гесера, набегает на него, роя землю, прыжками скачущий старый палевый марал. Гесер нацелился и угодил ему прямо в белое пятно на лбу с такою силой, что конец стрелы вышел у него через копчик, но марал бросился наутек, унося с собою стрелу. Когда, неотступно преследуя его, Гесер стал было его настигать, марал вскочил в свою главную ставку, и захлопнулись ворота на каменных столбах в девять рядов. Тогда двумя своими булатными топорами Гесер сокрушил обе половинки ворот и, едва переступив через порог, видит: сидит какая-то седовласая старуха, нижним клыком достает до неба, верхним клыком достает до земли, груди по полу разметаны, из копчика у нее торчит острие стрелы, которая угодила ей пониже маковки; сидит она на корточках и по-собачьи скулит:

— Ой, беда! Ой, пропала я.

Гесер, обернувшись человеком удивительной красоты, входит и говорит:

— Что с тобой такое, бабушка?