Гезат

Квинт Фабий Максим напоминал медузу, выброшенную на берег, причем не только бесформенностью пухлого тела, как бы втиснутого в тунику. Создавалось впечатление, что он разлагается. Может быть, так казалось из-за испитого лица с многочисленными синими прожилками. Особенно много их было на мясистом носу, будто стекли туда со всего лба. Среди римлян редко встречаются алкоголики. В основном это потомки кельтов и германцев, бывших легионеров, получивших гражданство, или рабов, отпущенных на волю. Впрочем, ходили слухи, что истинным отцом Квинта Фабия Максима был раб-кельт. Косвенно это подтверждал и рост легата, высоковатый для римлянина. Не знаю, зачем Квинт Фабий Максим был нужен Цезарю, но явно не как талантливый военачальник, потому что относился к категории «неизвестный солдат»: неизвестно, был ли он когда-нибудь солдатом или нет. Если ты оттянул в римской армии несколько лет, то в любом легионе всегда найдется кто-нибудь, кто помнит тебя по предыдущему месту службы. Я не нашел никого, кто бы раньше служил с Квинтом Фабием Максимом. В то же время совсем без боевого опыта невозможно получить под командование не то, что три, даже один легион. Поговаривали, что он поошивался в свитах нескольких легатов и отличился на пирушках, как веселый, легкий человек, знающий много интересных историй и умеющий ладить со всеми. Последнее утверждение было спорным, потому что со мной Квинт Фабий Максим поладить не сумел. Видимо, ему не сказали, кто я такой, или все-таки знал, но решил нагнуть, как обычно поступают тыловые крысы с бывалыми воинами.

Мы поссорились в первую же встречу. Глянули друг на друга — и поняли, что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе нам не бывать. При этом он был уверен, что вырос восточнее, в Риме, а я — дикий галл с западных провинций. Не стал разубеждать легата, потому что все равно не поймет, где я вырос. Поводом для ссоры были жалобы местных крестьян. Мы еще не добрались до Нарбо Марциуса, а там уже был составлен длинный список отобранного моими подчиненными.

— Грабежи — это неизбежное зло, никуда от него не денешься. Пусть скажут спасибо, что их не убили, — сказал я, собираясь замять тему.

— Прикажи своим людям немедленно вернуть всё! — потребовал Квинт Фабий Максим.

— Даже если бы захотел это сделать, ничего не получилось бы, потому что все уже съедено, — ответил я насмешливо.

— Тогда я накажу виновных — устрою децимацию! — пригрозил он.

Децимация — это казнь каждого десятого, выбранного по жребию. Таким способом боги точно укажут, кто наиболее виноват. Я слышал, что такая казнь применяется, но никогда не видел, потому что служил в легионах, не знающих трусости и поражений.

— С германцами такой номер не пройдет, — возразил я. — Они сразу покинут нашу армию, отправятся домой или вовсе перейдут на сторону врага, и Цезарь сочтет, что ты скрытый пособник Помпея.

— Это тебя он сочтет пособником Помпея, потому что из-за твоих подчиненных мы теряем поддержку местного населения! — перекинул стрелки легат.

— С каких это пор крестьяне, тем более, галлы, начали решать судьбу Республики?! Неужели у них завелись родственники в Риме?! — молвил я с издевкой, развернулся и пошел к своему коню, которого держал за повод Гленн.

Не знаю, зачем я провоцировал Квинта Фабия Максима. Когда наделенное властью ничтожество начинает наезжать, у меня порой срывает тормоза. Я спиной чувствовал ненависть, исходившую от легата. Ему надо было или отстранить меня от командования конницей и потом оправдаться перед Гаем Юлием Цезарем, или признать свою никчемность, как командира. Он ограничился ругательствами в мой адрес, посчитав это третьим, средним вариантом. Только вот в армии, где любая речь на две трети состоит из ругани, больше никто так не посчитает.

По любому, моему подразделению надо было переместиться куда-нибудь, откуда не будут поступать жалобы легату. Лучшим местом была бы территория, которую сейчас контролировали враги. Видимо, аборигены были на стороне Цезаря, потому что сразу несколько человек предложили мне свои услуги, как проводники, обещая перевести через горы тайной тропой, благодаря чему окажемся в тылу центурии, охранявшей один из перевалов. Хотя вполне может быть, что таким замысловатым способом крестьяне избавлялись от германцев. Я, не спросив разрешения у Квинта Фабия Максима, с отрядом в две сотни всадников отправился в горы.