Гибель адмирала

У Бога под боком то же бесчестье и произвол!

Юноше было отказано в таком разрешении. И ничто — ни редкостное знание философии, ни религиозность, ни соответствующая начитанность, ни выраженная склонность к духовной, подвижнической жизни — не могло изменить решение могущественного обкома. Ибо только обком и генеральные секретари вольны распоряжаться холопами — всем мужским и женским населением страны.

Для обкома юноша был опасен служением Богу: слишком предан Богу и слишком упорен в служении ему. А все это — урон ленинской идее.

Молодой человек едва выжил от потрясения. Наперекос пошла жизнь.

Гельвеций в трактате «Об уме» писал:

«…Народы, находящиеся под игом деспотической власти, заслуживают презрения других народов… пойми, где признают абсолютного монарха, уже нет народа…»

А чем власть партии и генеральных секретарей не абсолютна?!

Ленин выстроил один неизменный довод (как вращение Земли вокруг Солнца): кто не с ним — тот против истины.

Этой логике он подчинил мир. Только так воспринимал его.

А истину большевизм утверждал лишь через уничтожение всего несогласного, всего, что отличалось цветом.

Принцип немецкого философа Макса Штирнера: «Кто не с нами — тот против нас» — становится одним из основных в новом, социалистическом государстве. Только так оно строит свои отношения с миром (подлинные, непоказные) и каждым человеком в отдельности. Или ты червь, или прах. Третьего не дано.

На костях воздвигалась будущая усыпальница великого мыслителя и практика революции.

А «литер» бежит — расступаются леса, сопки; реки льстиво плывут под мостами — лед их заполировал… Бежит золото в Москву. Надо строить новую жизнь! Все-все повернуть по-ленински! Штыком проковырять землю аж до пупа! Заскорузлыми ручищами, могильными крестами, надсадом миллионов спин подпереть и выдюжить новую, индустриальную Россию! Даешь жизнь без царей и рабов! Рабы — не мы, мы — не рабы!..

Натерпелись бойцы. Это что — вагоны собой загораживать, ну стоят цепью, не подступись, а вот составы руками перекатывать!.. Мостов нет — белочехи и колчаковцы все повалили, — и бойцы разбирали рельсы, сносили и клали на лед: И все шибко надо ладить, не дай Бог, прознают людишки, что тут за музыка! Ящики с золотом переносили на себе — кряхтят мужики, ух уж это золото, мать его! А как перенесут — перегоняют порожняк. Всем миром налегают на вагоны. И собирают составы, вагон к вагону. Слава те, Господи, морозы держат лед!

И никаких привалов, перерывов на еду. Сутки, вторые — на ногах…

Простудился Косухин. На застарелую лихорадку налегла новая, кровит кашлем, а все на ногах. Первый спрыгивает на станциях — ишо земля сбивает с ног. Самолично осматривает все пломбы, щерится волком — а не подходи к золоту, держи революционную бдительность. Буржуй налегает брюхом, гнет к земле народную власть… После спешит Санек к паровозу — и так по обоим составам.

С охраны глаз не спускает — никаких послаблений. Иной раз наляжет плечом на вагон. Ноги дрожат, дыхание с хрипом. Круги в глазах. То холод по телу, то жар… А встрепенется: не барышня! И скрипит сапогами по снегу. Самому все проверить, самому. Приказ и доверие самого Ленина… Мировая революция… Империалисты… Колчак… «Весь мир голодных и рабов!»… Все самому, никому не доверять… По вагонам! Машинист, гудок!..

Кишит Сибирь атаманами, и беляков застряло тьма — шарахнут из пушек, а после в штыки, шутка ли — золота на тыщи пудов!..

И мотается Саня Косухин от бойца к бойцу, от «пульмана» к «пульману»… Запрещаю вступать в разговоры с местным населением! Кто будет замечен — расстрел на месте! Революция надеется на вас, товарищи!..

Харчи — только сухим пайком. Никому из цепи не выходить…

В глазах — круги, ноги подламываются, а виду не подает. С матерком идет, зырит остро, над переносьем морщина так и не разглаживается. В сознании великой ответственности глаз не сводит с людишек у вокзальных строений. Небось с обрезами да бомбами…

Кричит бойцам перед посадкой:

— Чайком, товарищи, будете баловаться после выполнения особого задания республики! Голодные дети и товарищи на фронтах ждут от вас выполнения революционного долга! Да здравствует Ленин! По вагонам!..

17 апреля того же, 1920 г. (сколько ж набежало в один год!) Сибревком телеграфировал Ленину:

«Прибыл из Иркутска в Омск эшелон с золотом. Сообщите, куда его направлять — в Москву или Казань. Отвечайте срочно».

Из Москвы Сибревкому и Реввоенсовету Пятой армии — шифровка:

«Город Москва, 20 апреля 1920 г.

Все золото в двух поездах, прибавив имеющееся в Омске, немедленно отправьте с безусловно достаточной военной охраной в Казань для передачи на хранение в кладовых губфинотдела. Пред-совнаркома Ленин».