13 сентября 1967 г, детям Лю Шаоци, которых до тех пор держали дома, хотя и отдельно от отца и матери (их также содержали порознь), было приказано отбыть в свои учебные заведения[125]. Вечером того же дня Ван Гуанмэй была взята под арест и заключена в тюрьму[126]. Там она провела одиннадцать лет.
Через несколько дней Лю Шаоци поручил прикрепленному к нему телохранителю: «Передай детям: пусть они отрекутся от меня и от мамы». То был последний наказ отца, последние его слова, дошедшие до детей[127].
Вполне очевидно, что Лю Шаоци уже все понял: ни ему, ни его супруге не избежать жестокой судьбы. Стремясь во что бы то ни стало сохранить свой род, своих сыновей и дочерей, и понимая, что в бесчеловечной маоцзэдуновской мясорубке главное для его детей — выжить и пережить это страшное время, Лю Шаоци решил, что они должны сделать все, что могло помочь им сохранить жизнь.
Здесь следует отметить, что в КПК существовали некие внутрипартийные правила, которые Мао Цзэдун, впрочем, постоянно нарушал и еще более ужесточал. В частности, там сложилась традиция, согласно которой в тех случаях, когда кого-то из членов семьи относили к числу политических противников Мао Цзэдуна и его партии, от остальных требовали порвать с ним все связи. Формально речь шла о том, что оставшиеся, возможно временно, на свободе родственники партийца, обвиненного в политических ошибках и преступлениях, были обязаны политически отмежеваться от своего пострадавшего родственника, осудить его политическую платформу, взгляды и деятельность, а вернее, то, что ему вменялось в вину.
Так Мао Цзэдун достигал сразу нескольких целей. Во-первых, человек, взятый под подозрение партией, оставался один, у него не оставалось связей даже с членами его семьи, не говоря уже о передачах в тюрьму, посещениях и письмах. Во-вторых, родственники осужденного или осуждаемого партийца, выступив против него с публичным заявлением, с одной стороны, хотя и косвенно, но подтверждали свою вину перед партией, перед Мао Цзэдуном и перед обществом в целом за то, что «недосмотрели» за своим родственником или вовремя не донесли на него в партком или спецслужбы, а с другой — испытывали угрызения совести перед членами своего рода. Таким образом, на крючок попадали сразу и обвиняемый и его ближайшие родственники, разом превращавшиеся в жертвы бесчеловечной политики Мао Цзэдуна, поправшего добрые традиции китайского народа, возникшие в глубокой древности, которые требовали почитания родителей и старших в семье, а также уважения родственных связей.
Лю Шаоци пришел к мысли о том, что в борьбе за выживание хотя бы своих потомков необходимо идти на все и в борьбе против своих мучителей нельзя руководствоваться собственными или общепринятыми моральными принципами; он был убежден, что, если есть хоть какая-то возможность в конечном счете уйти от преследований Мао Цзэдуна и его приспешников, ее необходимо использовать, невзирая на нарушение привычных норм нравственности. Поэтому Лю Шаоци и приказал своим детям послать в адрес партии Мао Цзэдуна письменные заявления о том, что они отрекаются от своих родителей как контрреволюционеров. Таким образом, выполнялись требования, которые в то время обычно предъявлялись группами по особым делам к родственникам политических обвиняемых.
В борьбе против несправедливости Лю Шаоци пошел на этот шаг не потому, что он «признавал» то, в чем его обвиняли Мао Цзэдун и члены его «штаба» — Чжоу Эньлай, Кан Шэн, Цзян Цин, Линь Бяо, Чэнь Бода и другие, а потому, что знал, что эти его слова будут переданы его детям. Он посылал им последнюю весточку. При этом подразумевалось, что Лю Шаоци завешал им при власти Мао Цзэдуна действовать по принципу: с волками жить — по-волчьи выть. Иначе говоря, Лю Шаоци давал понять своим потомкам, что в бесчеловечных условиях главное для человека — сохранить свою жизнь. Это свидетельствовало о том, что Лю Шаоци, особенно когда речь шла об отношении к человеку, к людям, продолжал придерживаться принципов, абсолютно не совпадавших со взглядами Мао Цзэдуна. Человечность против бесчеловечности — вот в чем было коренное отличие между позициями Лю Шаоци и Мао Цзэдуна.
После того как Лю Шаоци полностью изолировали и лишили свободы, т. е. начиная с августа 1967 г., его тюремщики стали подчиняться одному из активных организаторов «культурной революции» в Пекине, председателю ревкома университета Цинхуа, политработнику НОАК Чи июню. Он приказал своим подручным не охранять Лю Шаоци, а надзирать за ним, не проявляя никакой жалости[128].