На практике все, по сути дела, оставалось по-прежнему. Лю Шаоци содержался под арестом в одном из помещений своего дома. Его надзирателями были работники спецслужб, охранявших Чжуннаньхай, но нескольким «представителям» «революционных масс» из университета Цинхуа дозволялось при этом присутствовать. Все решения, однако, принимались Мао Цзэдуном и его «штабом», и никакой «отсебятины» со стороны «революционных масс» не допускалось.
Так поступали не только с Лю Шаоци, но и со всеми теми, кто попал в жернова «культурной революции». Вероятно, это делалось для того, чтобы в случае смерти истязаемых и унижаемых людей можно было бы сослаться на «действия» или на «проявление справедливого гнева» «революционных масс». Это было проявлением идеи Мао Цзэдуна о «непрерывной», или «перманентной, революции». Ведь в отдельные моменты или в ходе такой «революции» действовали «законы революции», «суд революционных масс». Кстати говоря, тем самым как бы снимался вопрос о реабилитации по суду погибших «от проявления гнева масс, поднявшихся на справедливую революцию».
Вся эта «хитрая механика» была в деталях продумана Мао Цзэдуном и его «штабом». На них лежит вся историческая ответственность за это изуверство; они заслуживают осуждения со стороны общественности своей страны, да и порядочных людей во всем мире.
Приводимые далее сведения, касающиеся пребывания Лю Шаоци под арестом, почерпнуты из китайских источников[130]. Очевидно, что они были взяты из дневника наблюдений, в котором фиксировалась каждая минута жизни Лю Шаоци и который вели специальные профессионально обученные тюремщики. Эти записи представлялись на просмотр руководству КПК. Их читали руководители ГКР; совершенно очевидно, что с ними знакомился Мао Цзэдун. Вполне вероятно, что их читал Чжоу Эньлай, ибо именно он оказался тем самым высокопоставленным партийным функционером, которому Мао Цзэдун доверил в конечном счете выступать внутри партии, на пленуме ее ЦК с обвинениями против Лю Шаоци.
Летом 1968 г. Лю Шаоци заболел воспалением легких. Трудно себе представить, как это могло случиться жарким пекинским летом, если бы Лю Шаоци находился в нормальных или обычных условиях. Не исключено, что мучители намеренно простудили его или дали ему возможность простудиться.
В результате осложнения Лю Шаоци был не в состоянии разогнуться и мог только лежать или сидеть, находясь в скрюченном положении. Во рту у него осталось всего семь зубов, и одна рука почти не двигалась. Лишенный каких бы то ни было лекарств, он перестал ходить и почти все время лежал.
5 октября 1968 г. его надсмотрщики, бывшие, судя по записям, квалифицированными медиками и наблюдавшие за ним как за подопытным животным, заведомо обреченным на мучения, эти, с позволения сказать, «верные слуги» партии и Мао Цзэдуна, зафиксировали в дневнике, что Лю Шаоци дважды рыдал. Он часто терял сознание и в прострации начинал себя царапать. Для того чтобы не позволить ему принести себе этим хоть какое-то облегчение, садисты надели ему на руки твердые пластиковые мешки. С одной стороны, это можно было при желании трактовать как оказание медицинской помощи, но с другой — дело было в том, что сам он эти мешки снять с рук не мог, и его мучения усилились[131].
Вполне очевидно, что Лю Шаоци не убивали только потому, что центру управления «культурной революцией» нужна была «живая мишень» для нападок в необходимых случаях, скажем, на заседаниях руководства, и для самоутверждения в качестве «победителей» во внутриполитической борьбе на предстоявшем тогда IX съезде КПК.
Отлучение
Прежде всего требовалось предъявить Лю Шаоци обвинение, но не в том смысле, как это бывает в нормальном суде. Нужны были такие формулировки, которые устраивали бы Мао Цзэдуна и которые можно было бы представить в форме политического решения руководящего органа партии, означавшего для Лю Шаоци приговор с резолюцией ЦК КПК. Мао Цзэдун вел дело к тому, чтобы на основании этого обвинительного документа осудить Лю Шаоци и внутри партии, и в стране в целом.
Непосредственную подготовку такого документа осуществляла группа по особому делу Лю Шаоци, которую возглавляла Цзян Иин. В состав группы входили Кан Шэн, а также начальник канцелярии ЦК КПК, функционер, ведавший вопросами охраны руководства партии, Ван Дунсин, а также министр общественной безопасности КНР Се Фучжи, который, кстати сказать, был одновременно и руководителем группы по особому делу супруги Лю Шаоци Ван Гуанмэй.