Гибель Лондона. Сборник фантастических рассказов

Первые несколько страниц больной проявлял лишь вялый интерес к рассказу, который начинался так же, как и полдюжины других прочитанных им историй типа "Оглядываясь назад". Но когда он дошел до определенной главы, в которой описывалось как одно из величайших достижений двадцатого века гигантское объединение Берлингтонской, Северо-Западной и множества других крупных систем, он выпустил книгу из рук.

Как удар током, его осенило, что то, что он прочел в голове литературного финансиста в тот роковой день, было не умозрительной схемой сделки, а частью сюжета романа! Вместо того чтобы быть на пороге заключения железнодорожной сделки, этот человек просто развивал в своем воображении главу, основанную на современной тенденции к созданию объединений. Именно на фантастическую фантазию романиста, а не на схемы финансиста Ривз поставил и потерял целое состояние!

Альберт Ривз больше не читает чужие мысли. Была ли это лихорадка или тот факт, что он однажды неправильно прочитал мысли, которые разрушили очарование, никогда не сможет быть определено, но одно несомненно – с того дня, когда в колесе его удачи соскочила шестеренка, таинственная сила, которая почти сделала его одним из магнатов мира, больше не принадлежит ему.

Если бы он также не потерял свои деньги, его бы это так не волновало, потому что тогда он мог бы выкупить газету или открыть контору по продаже недвижимости.

Как бы то ни было, сейчас он работает репортером с зарплатой пятнадцать долларов в неделю.

1896 год

ХИРУРГИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ ЛЮБВИ Джеймс Бакхэм

Однажды пасмурным серым ноябрьским днем я сидел в своем кабинете на Раймонд-сквер, глубоко погруженный в статью в моем медицинском журнале, в которой описывался эксперимент, проведенный известным французским хирургом с целью определить, можно ли вернуть зрение слепому человеку путем пересадки живого нерва собачьего глаза вместо старого и атрофированного глазного нерва пациента. Я был настолько поглощен увлекательными деталями эксперимента, что не услышал, как открылась дверь моего кабинета, и не заметил присутствия второго человека, пока до моего слуха не донесся особенно глубокий, насыщенный и музыкальный голос.

– Имею ли я честь обращаться к доктору Марстону?

Я поднял глаза и увидел перед собой высокого и изящного молодого человека, гладко выбритого и одетого в характерную одежду священнослужителя Англиканской церкви. Его лицо было необычайно красивым, четкого греческого типа, и его освещали большие задумчивые карие глаза. За исключением рта, все лицо было одновременно интеллектуальным и одухотворенным, но присутствовала определенная полнота и чувственный изгиб губ, которые предполагали сильную эмоциональную и, возможно, страстную натуру под этой спокойной священнической внешностью.

– Да, я доктор Марстон, – сказал я, отвечая на вопрос молодого священника. – Могу я быть вам чем-нибудь полезен?

– При одном условии – возможно, – ответил молодой человек, садясь на указанное мной место и пристально глядя на меня своими задумчивыми карими глазами. Мгновение мы сидели, пристально глядя друг на друга, а затем я сказал несколько резко:

– Я хотел бы знать, в чем дело, сэр.

– Видите ли, – ответил он, – если я доверю вам свое дело, вы должны пообещать хранить его в строжайшей тайне, научной или иной, до моей смерти, если она наступит раньше вашей. И, в любом случае, вы должны согласиться никогда не разглашать мое имя в связи с этим делом.

Несколько мгновений я сидел, прокручивая в уме это странное предложение, все это время сознавая, что карие глаза терпеливо, но с тревогой смотрят на мое лицо. Наконец я ответил:

– Мне еще никогда не приходилось браться за дело, охраняемое такой тайной, которой вы, кажется, хотите окружить свое, и, честно говоря, мне не нравится связывать себя какой-либо договоренностью такого рода, по крайней мере, до тех пор, пока я не узнаю что-то о природе проблемы и причине запрета любого упоминания об этом. Однако на это я соглашусь. Если вы опишете природу своего заболевания, я тогда решу, должен ли я принять это дело на выдвинутых условиях. Принимаю я это или отказываюсь, я соглашусь сохранить это в полном секрете, за исключением того, что ваше собственное предложение дает мне свободу высказаться.

Легкая улыбка промелькнула на лице молодого священника.

– Очень хорошо, – сказал он, – я принимаю ваше слово чести, как и подобает джентльмену, и сразу же приступлю к описанию болезни, которая, возможно, справедливо пробудила ваши подозрения. Чтобы сразу перейти к делу, знайте, что, побуждаемый вашей заслуженной репутацией анатома, я обратился к вам с просьбой провести хирургическую операцию для лечения любовной болезни!

Я вздрогнула, подозрение, промелькнувшее у меня в голове, бессознательно отразилось в моих расширенных глазах.