Гибель Осипа Мандельштама

Об этих судьбах рассказал мне журналист Эдуард Белтов, который еще пятнадцать лет назад поставил перед собой цель: восстановить имена всех уничтоженных литераторов.

Доносилось ли эхо расстрелов туда, на Запад, знала ли, догадывалась ли эмиграция о судьбе соотечественников, вернувшихся на Родину?

Не могла не знать. Скрыть массовую гибель невозможно.

«В известном смысле историю русской лите­ратуры можно назвать историей изничтожения русских писателей,— отмечал в своих исследова­ниях один из видных представителей растерзан­ного «серебряного века» поэт Владислав Ходасе­вич.— <…> Побои, солдатчина, тюрьма, ссылка, изгнание, каторга, пуля, <…> эшафот и петля — вот краткий перечень лавров, венчающих «чело» русского писателя. <…> Вслед за Тредьяковским — Радищев; «вслед Радищеву» — Капнист, Николай Тургенев, Рылеев, Бестужев, Кюхель­бекер, Одоевский, Полежаев, Боратынский, Пуш­кин, Лермонтов, Чаадаев, <…> Огарев, Герцен, Добролюбов, Чернышевский, Достоевский, Ко­роленко…

<…> Но это — только «бичи и железы», воз­действия слишком сильные, прямо палаческие. А сколько же было тайных, более мягких и даже вежливых? Разве над всеми поголовно не измы­вались цензоры всех эпох и мастей? Разве люби­мых творений не коверкали, дорогих сердцу книг не сжигали? Разве жандармы и чекисты не тас­кали к допросу и не сажали в каталажку, чуть не по очереди, без разбору, за то именно, что — писатель? <…>

В русской литературе трудно найти счастли­вых; несчастных — вот кого слишком довольно. <…> Только из числа моих знакомых, их тех, кого знал я лично, чьи руки жал,— одиннадцать че­ловек кончили самоубийством».

Выводы о причинах «изничтожения русских писателей» во все века Ходасевич делает не­сколько неожиданные: «И однако же, это не к стыду нашему, а может быть даже к гордости. Это потому, что ни одна литература <…> не была так пророчественна, как русская. <…> Дело про­роков — пророчествовать, дело народов — поби­вать их камнями. <…> Кажется, в страдании пророков народ мистически изживает собствен­ное свое страдание».

Не знаю, думаю все же, казни совершались не народом, а от его имени. И уж по крайней мере в нашем веке казнили не только и не столько пророков, сколько проповедников, офи­циальных трубадуров и проповедников новой жизни. Вот вам еще имена, названные Эдуардом Белтовым в газете «Вечерняя Москва»:

«Еще под следствием, не выдержав мучений, умер в тюрьме поэт Авенир Ноздрин — ПЕР­ВЫЙ председатель ПЕРВОГО в России Совета рабочих депутатов в 1905 году;

в лагпункте Атка на Колыме умер от голода поэт Василий Князев, тот самый, что написал строчки, так нравившиеся Ильичу: «Никогда, никогда, никогда, никогда коммунары не будут рабами!»;

сгинул безвестно поэт Петр Парфенов-Алтай­ский, но страна еще долго будет петь его «По долинам и по взгорьям»— партизанский гимн, отданный на растерзание литературным маро­дерам;

угаснет талантливейший мариец Йыван Кырля — поэт и актер, обворожительный Мустафа из «Путевки в жизнь» и один из авторов поэти­ческого сборника «Мы ударники!»;

осиротеет советская литература коми — в тридцать девятом в сыктывкарской тюрьме ум­рет, не дождавшись суда (суда?), один из ее основоположников Тима Вень, а другой — Вик­тор Савин продержится в лагере до сорок треть­его…»

Малым народам пришлось особенно тяжко. Были уничтожены практически все писатели уд­муртские, башкирские, коми. В Марийской Республике была подчистую истреблена вся интел­лигенция.

Вершина трагедий. Одним из первых (на ру­беже 1955 года) был реабилитирован ленинград­ский писатель Григорий Сорокин (в 49-м осуж­ден на 8 лет лагерей). Лагерное начальство объявило ему, что он свободен. Пошел в барак за вещами и упал: сердце. Уже в поезде, по до­роге домой, скончались Клюев (поэт), Уртенов.

Когда Эдуард Белтов начинал поиски, запад­ные источники указывали общее число погибших советских писателей — 625. На эту цифру он и ориентировался, хотя она казалась ему неправ­доподобно большой. Теперь, на сегодня, он уста­новил: в годы репрессий погибло более тыся­чи (!) литераторов.

Если взять вместе финскую кампанию и Вели­кую Отечественную войну — их, литераторов, по­гибло куда меньше.

«В настоящей трагедии,— говорил Иосиф Бродский в Нобелевской лекции,— гибнет не ге­рой — гибнет хор».

Есенин, Маяковский, Цветаева… Это — вели­кие. А о других — кто знает, кто печалится? Добычин, талантливый прозаик, ушел с собрания ленинградских писателей, где его нещадно ра­зоблачали (год — 1936-й). С собрания ушел и — никуда не пришел. След исчез.