Гибель Осипа Мандельштама

С целью разрядить обстановку — О. Ман­дельштаму была оказана материальная поддерж­ка через Литфонд. Но это не решает всего воп­роса о Мандельштаме.

Вопрос не только и не столько в нем, ав­торе похабных клеветнических стихов о руко­водстве партии и всего советского народа. Во­прос — об отношении к Мандельштаму груп­пы видных советских писателей. И я обраща­юсь к Вам, Николай Иванович, с просьбой помочь.

За последнее время О. Мандельштам напи­сал ряд стихотворений. Но особой ценности они не представляют,— по общему мнению товари­щей, которых я просил ознакомиться с ними (в частности тов. Павленко, отзыв которого прилагаю при сем).

Еще раз прошу Вас помочь решить этот вопрос об Осипе Мандельштаме.

С коммунистическим приветом.

В. СТАВСКИЙ».

Вот так.

Существовали разные формы изничтожения. Характеристики, подписанные под нажимом. Подпись под общим списком. И прямые персо­нальные доносы. Разоблачительные антиписа­тельские кампании в Москве возглавил именно Ставский вместе с известнейшим автором револю­ционных пьес Вишневским.

Отправка Мандельштама в Дом отдыха бы­ла оперативным действием органов — чтобы не утруждать сотрудников безопасности лишней ра­ботой по розыску кочевого безночлежного поэ­та. И звонки из Союза писателей — проверка, на месте ли. Недаром отъезд на отдых был так четко отлажен и изящно обставлен. И Фадеев сокрушался не зря.

Во всем есть взаимосвязь и всюду — и в коммунальной квартире, и во Вселенной. Если уж морские приливы и отливы связаны с фа­зами Луны, то мирские-то поступки обязатель­но являются отзвуком чего-то, что случилось в бренном мире — в стране, в соседнем переул­ке. …Только что, 13 марта, в четыре часа утра Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила к расстрелу Николая Ивановича Бухарина.

В непредсказуемое время, при живом, хоть и арестованном Бухарине, да еще при неотмененной сталинской резолюции «изолировать, но сохранить», Ставский не осмеливался на донос. Три дня — 13, 14 и 15 марта — ушли на то, чтобы обзвонить писателей и заручиться их под­держкой («по общему мнению товарищей…»). И что же? На коллективное обвинение желаю­щих нашлось бы предостаточно. На персональ­ное же, за личной подписью, согласился лишь один — Павленко. Его письмо, как «общее мнение», Ставский присовокупил к своему доносу.

«О СТИХАХ О. МАНДЕЛЬШТАМА

Я всегда считал, читая старые стихи Ман­дельштама, что он не поэт, а версификатор, хо­лодный головной составитель рифмованных про­изведений. От этого чувства не могу отделать­ся и теперь, читая его последние стихи. Они в большинстве своем холодны, мертвы, в них нет того самого главного, что на мой взгляд, делает поэзию — нет темперамента, нет веры в свою строку.

Язык стихов сложен, темен и пахнет Пас­тернаком.

<…> Если бы передо мною был поставлен воп­рос, — следует ли печатать эти стихи,— я отве­тил бы — нет, не следует.

П. ПАВЛЕНКО».

Читатели еще не старые помнят хрестома­тийное произведение Павленко, рекомендован­ное для изучения в средних школах. Роман назывался — «Счастье». Поколение совсем мо­лодое имело возможность познакомиться с твор­чеством писателя совсем недавно. На телеэкранах показали старый фильм «Падение Берли­на»— величальная Сталину, авторы сценария — легендарный приспособленец Чиаурели и Петр Павленко.

Содружество — лакей и стукач воспевают убийцу.

* * *

Составляя зловещий донос, Ставский совето­вался с НКВД. Донос получился столь удач­ным, что на его основе разрабатывалась офици­альная «Справка» НКВД, послужившая сигна­лом к аресту Мандельштама. Кое-что из доноса вошло в «Справку» дословно: