Гибель профессии

Старик похож на оперного Варлаама: всклокоченная борода, разбойничий прищур глаз, на голове нечто вроде монашеской скуфейки. Это — сторож, камердинер, дворецкий и шофер хозяина дома, в прошлом церковный дьякон, Федор Иванович Маркин, человек великой хитрости. Нелегко понять, как ему удалось стать «близким боярином» хозяина этого подворья, пресвитера Н-ского молитвенного дома баптистов Андрея Степановича Халюзина: во-первых, он был человек крутой и властный, а во-вторых, Андрей Степанович, как уже сказано, властвовал среди баптистов, между тем как Федор Иванович Маркин, о чем уже тоже сказано, был когда-то православным дьяконом, то есть представителем, так сказать, конкурирующей фирмы. Он и сейчас отзывался о баптистах неодобрительно, считая, что они отвлекают от правильной религии и без того незначительные кадры верующих. Что-то, однако, связывало этих замкнутых в себе и немного мрачноватых людей: какая-то дружба и взаимная насмешливая симпатия.

Вот и сейчас Маркин не сказал посетителю, казначею баптистской общины, он же — главный бухгалтер треста «Очистка», Павлу Павловичу Постникову правды о времяпрепровождении хозяина:

— Готовят проповедь, Пал Палыч!

Постников понимающе улыбнулся и, пренебрегая предупреждением, зашагал к дому. Сторожевой пес, по имени Султан, соблюдая хороший тон, чуть-чуть заворчал, но вдруг улыбнулся и приветливо зашевелил хвостом. Постников скрылся в двери домика, сопровождаемый насупившимся Маркиным. Старик был, видно, более предан хозяину, чем собака.

Казначея ввели в комнату, предназначенную для приема гостей. Вдоль стен чинно стояли стулья, посреди комнаты — овальный стол, крытый бархатной скатертью. На этот раз стол был сдвинут в угол, бухарский ковер откинут. Негромко играл патефон. Хозяин дома, Халюзин, танцевал с молодой красивой женщиной. По-модному подстриженная русая бородка подчеркивала выразительные черты его актерского лица. Ничего развязного или, тем более, непристойного в танце не было. Хозяин вел даму плавно, будто в старинном менуэте, хотя пластинка добросовестно выдавала синкопы.

— К вам Пал Палыч…

Услышав за дверью густой голос Маркина, дама юркнула в другую дверь, а Халюзин произнес надменно:

— Во имя божье, войдите!

Постников пришел рассказать об охватившем его беспокойстве, а заодно и попросить совета. Поспел богатый урожай на «собственном» пригородном огороде Постникова, сумевшего неизвестными (но пресвитеру известными) способами отхватить у колхоза большой земельный участок.

— А как теперь продашь этот урожай?! Придираться стали к частным предпринимателям — огородникам. Читали в газетах, брат пресвитер?

— Не интересуюсь, брат Постников, — хмуро ответил пресвитер. — Мне надлежит печься о духовном урожае, а не о земном.

Постников озлился:

— А дамочки — это тоже для святости?

Халюзин внимательно, как бы с сожалением поглядел на казначея:

— Именно. Не токмо о спасении братьев, но и сестер молюсь денно и нощно.

И ведь такой недоступный вид принял, что Постников оробел. А может быть, вопреки всему тому, что казначей знает о своем пресвитере, он и взаправду святой человек?

После ухода приунывшего Постникова пресвитер позвал Федора Маркина:

— Слышал?

Федор и не попытался скрыть, что подслушивал. Утвердительно потряс бородой.

— В таком случае, распорядись.

Федор мрачно посмотрел из-под насупленных бровей:

— Значит, опять за полцены урожай для вас скупить? Эх, бог-то все видит!

— Для бога и хлопочу. Надо молитвенный дом ремонтировать.

Федор хотел сказать еще что-то, но махнул рукой и, тяжело ступая, вышел из комнаты. Тотчас же вернулась. Лидия:

— Андрюша, мне пора. Муж скоро притащится домой.

Трудно понять, всерьез ли ответил ей пресвитер:

— Грешно, грешно обманывать мужа.

Он привлек ее к себе.

Лидия тихо спросила:

— Может, развестись?

Пресвитер ответил со вздохом:

— Помолись господу. У него много путей, и все праведные. Ну, иди.

* * *

По набережной медленно шли муж Лидии Колосов и его четырнадцатилетий сын Женя. Колосов — высокий, плечистый, чуть сутулый. У него грустные серые глаза и спокойная линия рта. Сын почти во всем повторяет черты отца. Они стараются не говорить о мачехе, но то и дело о ней говорят. Сегодня опять она была резка и неприветлива. Собственно, она их обоих выставила за дверь, порекомендовав пойти пообедать в столовую.

— Я вам не домработница! И не повариха!

Ну, что же. В столовую так в столовую. Им не впервой!

А вот и речной ресторан «Чайка».

— Зайдем, Женя!

* * *

Как-то незаметно подошел сентябрь, чудесная пора на юге. Несносный зной сменился ласковым теплом. Ветерок шевелил кроны деревьев.

Женя с портфелем шел из школы. Он посматривал по сторонам улицы в поисках дома, в котором, как ему сказали, жил его одноклассник, почему-то не явившийся к началу занятий. Не заболел ли парень? Жене было поручено это выяснить.