Гибель Царьграда

Из этих разговоров капитан вскоре понял, что его пассажиры плывут с целью спасти некую оказавшуюся в осаждённом городе женщину, причём её спасение почему-то очень важно для обоих. В общем, здесь крылась какая-то тайна, разгадывать которую капитан, однако, не торопился: жизнь приучила его не лезть без надобности в чужие дела. К тому же ромея одолевали собственные заботы и тревоги, из которых первейшей был предстоящий проход через Босфор.

Венецианец вскоре перезнакомился со всей командой, и его частенько можно было видеть весело болтающим с кем-нибудь из матросов. Второй пассажир, напротив, ни с кем не общался и всю дорогу либо спал, подложив под голову увесистый кулак, либо задумчиво смотрел на море или проплывающий слева по борту пустынный обрывистый берег. С лёгкой руки венецианца, за юношей прочно укрепилось прозвище «Янычар». С ним несколько раз пытались заговаривать любопытствующие матросы, но мрачный взгляд серых глаз и односложные ответы быстро отучили их от этого.

Впрочем, и словоохотливый венецианец на прямой вопрос о цели своего путешествия уклончиво говорил что-то о важном торговом поручении, а попутчика называл не иначе, как своим телохранителем, с которым он, достигнув города, непременно собирался распрощаться.

— Недоволен я им, ой, как недоволен, — доверительно сообщал он очередному собеседнику.

Матросы с сомнением качали головами и строили разнообразные догадки.

Между тем увлекаемый попутным ветром корабль плыл всё дальше и дальше, и через десять дней пути достиг, наконец, Босфора.

Перед самым входом в пролив встали на якорь, и капитан собрал на палубе всю команду. Януш с Франческо тоже оказались невольными участниками этого собрания.

Называя всех присутствующих братьями, капитан говорил о горожанах, испытывающих нужду в продовольствии, о гражданском долге, об ожидающей впереди опасности: турецких крепостях по обеим сторонам Босфора. В конце свой в высшей степени взволнованной и проникновенной речи он попросил у команды совета, когда идти через пролив: днём или же под прикрытием ночи. Все сошлись во мнении, что днём чересчур опасно: проход между двумя крепостями несомненно хорошо пристрелян турками, а вот ночью есть шанс проскочить.

На том и порешили.

Вечером на палубе отслужили молебен, а когда на море пала ночь и небо, к радости моряков, затянуло облаками, выбрали якорь и подняли все паруса...

12

Зажатый меж двух гористых берегов Босфор неспешно раскрывался навстречу, пока наконец не понёс их прочь от живого, пугающего, окончательно слившегося с небом Понтийского моря. Янушу даже показалось, что позади корабля рокочет страшная бездна, край света, за которым уже нет ни жизни, ни света — ничего...

Впрочем, бездна скоро скрылась за поворотом, и лишь Босфор теперь безраздельно владел ими. Берега то уходили в стороны, то снова надвигались, вырастая на глазах и превращая пролив в ущелье.

— Сейчас будут крепости, — сказал вдруг кто-то, кажется, капитан, и на палубе мигом срезало и без того едва тлевшие разговоры. Лишь только плеск воды за бортом, да скрип снастей нарушали гнетущую тишину.

Януш слышал биение собственного сердца. И хотя ночи стояли тёплые, сейчас он невольно кутался в свой дорожный плащ. Рядом замер вцепившийся в борт Франческо. Губы итальянца беззвучно шевелились. Даже во мраке было заметно, как он бледен.

И вот наконец они увидели первую расположенную на правом берегу крепость. Румели-Хиссар — «Перерезающая горло», как нарекли её сами турки. Казалось, что кто-то небрежно бросил на склон горы тяжёлый наборный пояс, где пряжкой была царствующая на самой вершине здоровенная башня, а украшениями — башни поменьше. И ни огня, ни огонёчка. Лишь только мертвенные провалы бойниц настороженно следили за приближающимся кораблём.

Румели-Хиссар...

Ещё несколько месяцев назад на пути в Синоп она виделась Янушу не такой зловещей. Впрочем, тогда был день, и они шли под османским флагом. Теперь же всё было по-другому.

А потом случилось то, чего опасались моряки: свежий налетевший вдруг ветер согнал с небес облака, и лунный серп и щедрые россыпи звёзд явились дремлющему миру во всём великолепии. Тут же вокруг корабля заиграла серебром вода, а сам он от носа до кормы оказался залитым мертвенным лунным светом.

Похожий на стон звук вырвался из груди моряков. Обратились к небу полные мольбы взоры, и поначалу показалось, поверилось, что всё ещё обойдётся, что крепко спят сторожащие пролив...

Но не обошлось!

Всё-таки заметили ромейский корабль чьи-то недобрые, внимательные глаза: со стороны Румели-Хиссара вдруг раскатисто ударила пушка, и в воду прямо по курсу упало стремительное ядро. С пронзительными криками взметнулись к небу ночующие в заводях чайки, а над ожившей башней замелькали, то и дело скрываясь за зубцами, огни факелов. Тут же ответила выстрелом и соседняя крепость: ромеям недвусмысленно предлагалось спустить паруса и ждать проверяющих.

Все взоры устремились на капитана.

— Вперёд, только вперёд! — вскричал тот. — Остановиться смерти подобно! Турки в любом случае нас не пощадят!