Гибель Царьграда

— Люди вы или нет? — вскричал янычар и тут же получил тычок в спину.

— Заткнись, собака турецкая! Для тебя мы уж точно не люди. Будь моя воля, я бы всех вас прямо сейчас повесил!

Тогда Януш, в надежде быть услышанным своими, закричал по-турецки так громко, как только мог:

— Братья, ничего не бойтесь! Я вернусь за вами и спасу вас, слышите?! Я спасу вас, братья!..

— Во орёт-то, нехристь басурманская. Давай, ребята, тащите его быстрей. А то прям здесь порешу гада! — взорвался за спиной третий.

— Вас здесь не тронут до моего возвращения, слышите!?

Тюремщики ускорили шаг и буквально вынесли янычара к ведущей наверх лестнице...

Когда в коридоре наконец стихли шум шагов и крики, слуга осмелился подать голос:

— Хозяин, ты думаешь, он вернётся?

— Ещё как вернётся. Уж поверь мне, старому, повидавшему многое на своём веку торговцу. Я видел его глаза — это глаза честного человека. Он скорее умрёт, чем бросит своих друзей в беде. К тому же ты присмотришь за ним... Да-да, именно ты. Если вдруг что-то пойдёт не так, Франческо, ты знаешь, что делать...

10

Порой Яношу казалось, что он спит: настолько стремительно было всё происходящее с ним в эту удивительную ночь.

После мрачного тюремного коридора недавний пленник оказался вдруг в гулкой отделанной мрамором купальне, куда один из тюремщиков вскоре привёл двух молчаливых, позевывающих со сна служанок.

Не обращая внимания на все протесты и смущение Януша — впервые за долгие годы юношу касались женские руки — эти две ещё не старые и, как показалось Яношу, миловидные женщины быстро раздели его, а затем уложили на каменную предварительно облитую горячей водой скамью; причём действовали они без всякого стеснения. От их горячих со сна тел волнующе пахло молодым потом, колыхающиеся под длинными рубахами груди то и дело касались его, а глаза, ещё больше будоража, как-то странно поблескивали в полумраке едва освещённой несколькими светильниками купальни. Одна из женщин, последовательно черпая широкогорлым медным кувшином из двух каменных вделанных в стену чаш, стала лить на Яноша тёплую воду, другая усердно заработала ворсистой щёткой, свободной рукой заставляя его, смятенного и одновременно блаженствующего, поворачиваться к ней то лицом, то боком, то спиной...

Наконец, заботливо вытерев почти сомлевшего юношу, служанки помогли ему облачиться в кем-то уже приготовленную одежду: не новую, но чистую тунику, обтягивающие штаны, кожаную куртку без рукавов, а в довершение — сапоги мягкой кожи и длинный дорожный плащ. После чего женщины снова передали Яноша тюремщикам.

Потом были пустынный коридор, ведущая вверх лестница и открытая с одной стороны галерея, меж серых колонн которой юноша вдруг увидел уступы крыш, хаотично разбросанные по склону горы, часть крепостной, грозно темнеющей в ночи стены и залитое лунным светом море. Увидел и сразу же вспомнил жар вчерашнего дня, круто забирающую вверх мощённую булыжником улицу, звон цепи и улюлюканье бегущих следом мальчишек. Тогда город дышал ненавистью, и эта ненависть сквозила и в угрюмых лицах конвоиров, и в мрачных взглядах попадающихся на пути горожан, и в тяжести железа, до крови натирающего ноги, и даже в самом нещадно палящем солнце. Но то было вчера. Сейчас город выглядел совсем по-другому: спокойный, тихий, он доверчиво открывался взору уже почти свободного янычара...

Миновав галерею и внутренний двор с бассейном, в чёрном квадрате которого как в ловушке подрагивала жёлтая луна, тюремщики наконец втолкнули Януша в полное жара и жизни пространство.

В огромной, обложенной камнем нише гудело неистовое пламя. Огненные языки яростно лизали подвешенный на крюк котёл. Около котла суетились несколько худосочных мальчишек, а на краю длинного изрезанного ножами стола какая-то дородная, неопределённых лет женщина ловко чистила уже обезглавленную рыбину. Голова рыбины, с удивлённо разинутой пастью, валялась тут же, и в неживом выпученном глазу её весело плясало отражение большого огня. У ног кухарки из плетёной корзины обречённо торчали ещё несколько поникших рыбьих хвостов.

Завидев вошедших, женщина оставила работу и, отирая о передник жирно блеснувшие руки, степенно прошествовала в противоположный конец кухни. Оттуда она появилась уже с тарелкой и большой глиняной кружкой с отколотым краем. Всё это кухарка молча поставила на стол перед Янушем и снова вернулась к своему занятию.

— Ну что смотришь: ешь давай, — пробасил один из тюремщиков, подталкивая юношу к столу. Другой с грохотом пододвинул скамью.

Второго приглашения Янушу не потребовалось. Со своим нехитрым завтраком (в тарелке оказался ломоть хлеба и хороший кусок жареной рыбы, а в кружке — разбавленное водой вино) он расправился в два счёта.

Когда юноша допивал вино, в кухню влетел одетый в дорожное платье коренастый крепыш.

— Ну что, уже поел? Вот и хорошо.

Януш узнал слугу купца. Тот подсел рядом и, небрежно сдвинув в сторону посуду, положил перед ним большой кинжал в кожаных ножнах: — Вот, возьми — подарок хозяина.

И тут же, пресекая возможные вопросы, добавил: