Тем временем, пламя, пожрав последние брошенные в огонь ветки, вдруг сникло. Сразу стало неуютно, зябко, и янычар пожалел об утопленном плаще. У костра потихоньку смолкли все разговоры. Даже лежащие под деревьями башибузуки перестали храпеть. На поляне стало совсем тихо, лишь что-то умиротворяющее шептала над головой листва, да чуть слышно потрескивали догорающие угли. На Януша, судя по всему, никто нападать не собирался, во всяком случае, до утра.
Но всё равно — лучше не спать. Не спать...
Невидящими глазами пялился он в темноту, чувствуя, что земля под ним так и норовит повернуться и поплыть, а шум листвы всё больше напоминает плеск трущихся о борт волн...
Да-да, именно волны сейчас мерно плескали за бортом, и ромейский корабль, тихо поскрипывая, мягко нёс его вместе с поляной и башибузуками куда-то далеко-далеко, туда, где покрытые синеватым туманом горы и на их крутых склонах — тонкие струйки дыма от пастушечьих костров. Оставалось только найти Франческо и тех двух женщин, о которых говорил купец. И ещё не спать. Самое главное, не спать...
Кто-то с осторожной настойчивостью лез к нему за пазуху. Он открыл глаза и едва сдержал невольный вскрик, увидев над собой силуэт человека. Юноша не сомневался, что это был один из башибузуков. От ярости свело скулы. Не раздумывая, янычар схватил наглеца за горло. Тот, не ожидая такого поворота, испуганно дёрнулся, захрипел и, пытаясь освободиться, вцепился руками в душащие его руки, но тщетно: юноша всё сильнее сжимал пальцы. Тогда башибузук попытался было позвать на помощь, но вместо крика сдавленное горло его издало едва слышный хрип...
Несчастного спас шум и движение слева.
Скинув с себя полумёртвого хайдута, Януш вскочил. И вовремя! С криком: «Ах ты, щенок!» на него с обнажённой саблей прыгнул другой разбойник. Ещё двое — юноша заметил их тени — метнулись за спину... Он едва успел увернуться от быстрого проблеска выгнутой стали. Увернулся и тут же ударил растопыренными пальцами в лицо нападавшему. Выронив саблю, тот с воем покатился по траве.
Сознание юноши ещё отмечало тепло нагретой чужой ладонью рукоятки, забившуюся под ногти землю, а схватившая саблю рука уже встречала обрушенный сзади удар...
Встретил, отбил — из-под стальных полумесяцев зло брызнуло искрами — и тут же полоснул клинком по шее противника. Клокотнув перерезанным горлом, хайдут рухнул на землю, а его товарищ растерянно замер в шаге от юноши, с уже занесённой над головой саблей. Януш только дёрнулся в сторону башибузука, как тот с испуганным вскриком отпрыгнул назад и, не устояв, грохнулся навзничь...
К месту схватки уже торопились разбуженные шумом остальные.
Не ожидая для себя ничего хорошего, Януш стал медленно пятиться к платану, угрожающе выставив перед собой саблю. Но путь к отступлению был уже отрезан окружившими место схватки башибузуками.
Неужели он ошибся, и судьба завела его в смертельную ловушку? Ну что ж, он постарается подороже продать свою жизнь!..
Янушу вдруг вспомнилась янычарская школа. Учебный поединок. Он один против четырёх товарищей. Гулкий стук деревянных мечей, его отчаянная и пока успешная оборона — он парирует все сыплющиеся на него удары, но в конце концов болезненный тычок под рёбра, потом ещё один и ещё.
Нет, это просто невозможно выстоять одному против четырёх!
Тут же слышится насмешливый голос наблюдающего за поединком наставника:
— Стоп, волчата! Ты опять убит, Бозкурт: слишком медленно работаешь мечом! И даже не пытаешься атаковать... Вот, смотри КАК надо.
Наставник вырывает у него деревянный меч и делает знак четвёрке учеников нападать. Через мгновение, мальчишки катаются по земле и скулят от боли: кто-то держится за живот, кто-то за голову, а наставник не скрывает довольной ухмылки.
— Видел?! Давай, пробуй ещё!
И снова гулкий стук деревянных мечей...
Но времена учёбы уже давно закончились...
— Он убил Азамата! Он покалечил Хаджу! — кричал тем временем, срываясь на визг, упавший навзничь башибузук. — Надо убить его, пока он не убил ещё кого-нибудь из нас!
Выкрикивая всё это, он быстро отползал прочь от Януша, пока не упёрся в ноги одного из стоящих товарищей...
— Что смотрите, дело ясное: рубите его, ребята! — заволновались было в толпе, но тут кто-то зычно гаркнул:
— Стоять! — и в образовавшееся между Янушем и башибузуками пространство, довольно грубо ворвался главарь.
От его былой расслабленности не осталось и следа. Теперь перед Янушем предстал суровый, привыкший повелевать человек.
— Хватит — порубились! — зло сказал он и покосился на убитого. — Этак у меня людей не останется. А вы все успокойтесь: всё было по-честному. Нечего было на спящего нападать!
— Да мы просто прощупать его решили, Доган. Ты же знаешь... — отозвался наконец едва не задушенный Янушем башибузук, поднимаясь с земли и, не договорив, снова закашлялся. Тот, который получил пальцами в глаза, так и лежал, скрючившись, не отнимая от лица рук, и жалобно постанывал.
— Ну что: прощупали? — зло спросил Доган. Полузадушенный только опустил голову.