Гибель Царьграда

За эти годы во многом благодаря учителю Никита хорошо узнал и полюбил Великий город. Полюбил его улицы — первой из которых была конечно же торжественная и широкая Меса, его здания и монументы, площади и шумные рынки, сады, и даже чернеющие в Босфорской синеве скалы и окрестные холмы, что каждую весну покрывались густым ковром из диких цветов. И несмотря на то, что Константинополь несколько столетий назад пережил захват крестоносцами («Варвары — они думали, что она золотая», — в сердцах воскликнул Варфоломей, когда показывал мальчику следы копий, оставшихся на мозаике в Святой Софии), он был всё равно прекрасен. Рукотворные шрамы и безжалостное время не смогли убить очарования города, его вечной божественной красоты.

Праздники Константинополя стали для Никиты его собственными праздниками, а беды — его собственными бедами или, вернее, одной большой, неумолимо надвигающейся с востока бедой...

3

Зимой 1453, в самый разгар Великого поста, в жизни Никиты произошло одно из тех событий, которое он с нетерпением ждал, к которому уже давно внутренне готовился: учитель впервые доверил ему самому писать икону (другое важное событие — монашеский постриг — должно было состояться лишь следующей зимой по достижении им совершеннолетия). Заказчицей иконы выступала некая Ирина Марза — жена богатого венецианского купца.

Был ли в том Божий промысел или просто так совпало, но юноша увидел заказчицу ещё до того как узнал о предстоящей работе, когда утром по какой-то хозяйственной надобности заскочил в монастырскую лавку. Заведовавший лавкой брат Никифор, кругленький, улыбчивый старик с венчиком седых волос на голове и жидкой бородою, оказался занят: беседовал с единственной в тот момент посетительницей. На ней был тёмно-коричневый, скрывающий фигуру плащ, на голове — капюшон. Звук медного, потревоженного Никитой колокольчика над входной дверью заставил женщину на мгновение обернуться, но и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы цепкий взгляд иконописца тут же «срисовал» и её бледное лицо, лишь слегка тронутое розовым на скулах и щеках, и вьющиеся рыжеватые волосы, и глаза большие и серые, как зимнее небо над Босфором. Но в отличие от того серого, ненавидимого иконописцами цвета — цвета неясности, пустоты и небытия, вмещающего в себя чёрное и белое, зло и добро, цвета, которому не было место на залитых божественным светом иконописных ликах, серый цвет её глаз был полон жизни. Быть может, потому, что он принадлежал живой человеческой душе? На вид женщине было лет двадцать — не больше.

— Молитвами Святых Отец, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй на-ас!.. — привычно произнёс Никита и, в ожидании разрешения войти, замер на пороге.

— Аминь, — разрешил Никифор и снова повернулся к посетительнице, которая (как вскоре выяснилось из разговора) хотела заказать образ святого Георгия Победоносца в подарок мужу — богатому венецианскому купцу из Трапезунда. Теперь замерший у прилавка юноша видел лишь её аккуратный профиль и непослушную, рыжую прядь волос, которую женщина несколько раз безуспешно поправляла. На безымянном пальце при этом тускло поблескивало обручальное кольцо. Посетительница оговорила сроки (к Пасхе), внесла щедрый задаток. Сказала, что за иконой придёт либо сама, либо пришлёт служанку. За всё время разговора женщина ни разу не посмотрела в сторону юноши и лишь, уходя, быстро скользнула по нему равнодушным взглядом...

Это был очень хороший заказ — любой из монастырских иконописцев был бы рад писать образ святого Георгия, но Варфоломей отчего-то выбрал именно Никиту. Окрылённый доверием учителя, юноша подошёл к делу со всей ответственностью: сам подобрал подходящую по размеру кипарисовую доску, сам наклеил поволоку и подготовил левкас. И вот, наконец, в одно прекрасное утро, прочитав молитву святому Георгию — как учил Варфоломей, каждый раз перед началом работы обязательно надлежало молиться тому святому, чей образ собираешься писать, — принялся за первую прорисовку: кусочком мягкого угля стал осторожно наносить контуры будущего лика...

Он наизусть знал толковый подлинник Георгия Победоносца: «...подобием млад, лицом прекрасен, власы рус и кудреват, и аки подстрижены, риза воинская, во бронях, доспех пернатой, приволока киноварная, исподняя риза лазоревая, у сердца зерцало круглое, в правой руке копие, а в левой меч в ножнах, за правым плечом шлем, а на нём крест, при левом бедре щит, а при правой туг с луком и сайдак со стрелами, и палица под бедром, сапоги на нём жёлтые, ногавицы багряныя...» и уже мысленно видел написанный образ.