Гибель Царьграда

Никите сразу же вспомнилось, как несколько недель назад с развёрнутыми знамёнами, под звуки боевых труб солдаты Джустиниани вместе с остальными защитниками промаршировали по внешней стене в виду неприятеля. Да как промаршировали! От тяжкой железной поступи христианской рати крошился камень и пропадал на время страх, поселившийся в душах многих, видевших, какая сила подступила к городу.

— Эх, всё-таки жаль, что нам нельзя брать в руки оружие... — прошептал тогда один из стоящий рядом с Никитой монахов, провожая марширующих тоскливым взглядом...

Солдаты действительно знали своё дело: когда под утро насельники снова вернулись на стену, пролом, который они не успели заделать накануне, был доверху завален телами турок. Среди искажённых смертью лиц Никита разглядел несколько ещё совсем по-юношески нежных: нет — вовсе не демоны штурмовали город.

Он подошёл к краю и глянул вниз. Увиденное потрясло: всё пространство между стеной и рвом было покрыто мёртвыми телами. Они заполняли собой и ров. Без преувеличения, целая армия полегла ночью под стенами города, но, как оказалось, то была лишь только малая часть султанского войска…

6

Второй раз Никита увидел заказчицу на исходе мая в монастырском храме. Она стояла рядом с гробом какой-то мирянки, с воскового лица которой не сводила заворожённых, опухших от слёз глаз, лишь одними губами повторяя слова произносимой игуменом молитвы.

То, что в монастыре отпевали мирянку и что панихиду по ней служит сам настоятель, сильно удивило Никиту, но, как шепнул ему один из оказавшихся рядом монахов, умершая происходила из древнего ромейского рода, в своё время сделавшего монастырю значительное пожертвование и имеющего здесь фамильную усыпальницу. Когда монах назвал имя усопшей, Никита сразу же вспомнил про маленькую стоявшую над входом в старинный склеп часовенку на самом краю монастырского кладбища...

После погребения, как ни смущался, как ни думал, что не вовремя, всё-таки осмелился — подошёл. Пробормотав слова соболезнования, робко напомнил о заказанной иконе, тут же добавив, что, готов сам принести её госпоже, если та назовёт адрес и день. Женщина посмотрела на него невидящим, ничего не понимающим взглядом, потом заплаканные глаза её приняли осмысленное выражение:

— Ах да — икона... Я, признаться, совсем забыла про неё... Завтра... Можно принести её завтра?

Она назвала адрес (как оказалось, недалеко от монастыря) и добавила со слабой улыбкой:

— Спаси тебя Бог, добрый юноша…

Но ни завтра, ни послезавтра Никите не удалось выполнить обещанное: турки возобновили прекратившийся было обстрел, и теперь юноша денно и нощно пропадал на внешней стене.

А потом в жизни Никиты случилось ещё одна большая беда: умер учитель. Крепкий, до этого никогда почти не болевший, он сгорел как-то сразу недели за две...

В одну из коротких майских ночей, когда Никита, как обычно, работал на восстановлении порушенной турецкими ядрами стены, его вдруг окликнул Никифор.

— Насилу тебя нашёл, — сказал монах, тяжело дыша. — Варфоломей вот-вот Богу душу отдаст, тебя перед смертью видеть хочет. Да ты меня не жди, беги...

И юноша тут же, позабыв обо всем, бросился в монастырь.

Варфоломей лежал в своей келье. Его как и прежде густая борода сейчас смотрелась странным приложением к сильно осунувшемуся лицу. Увидев Никиту, поманил к себе слабым движением высохшей руки.

— Спасибо, что пришёл, Никитушка. Всё — ухожу наконец, к Господу нашему. Примет ли, недостойного, как думаешь? — Варфоломей слабо улыбнулся и чуть сжал запястье юноши. — Трудные времена наступают, трудные. Мне нынче видение было: скоро падёт Великий город Константинов. Очень скоро. Для церкви православной наступают тёмные времена. Не до конца, значит, ещё испита чаша страданий. А ты, Никитушка, если даст Бог пережить это страшное время, возвращайся домой. Нечего муравью без родного муравейника век свой проживать. Господь талантом тебя не обидел, так что пора и на благо своей земли потрудиться. Даст Бог, и постриг там примешь...

Он перекрестил его, прошептав с тихой улыбкой:

— А теперь иди с Богом...

Вскоре Варфоломея не стало. Об этом сообщил братии исповедовавший его настоятель.

Всё вдруг поплыло перед Никитиными глазами. Он не помнил, как вышел во двор. Шёл проливной дождь. Громада стоящего посреди двора монастырского храма едва угадывалась за пеленой небесной воды и мрака.

Ноги сами принесли юношу к иконописной мастерской. Здесь привычно пахло свежеструганым деревом, красками, лаком, и здесь ещё словно витал дух учителя. Вот его место у окна, вот — кисти и уже подготовленная к работе доска. Всё как всегда, как было заведено много-много лет, как, наверное, будет и после. Только лишь высокий крепкий старик с густой бородой колечками, строгим голосом и добрым сердцем никогда уже не появится здесь...