Гибель Царьграда

Каждое утро с надеждой смотрел Марза на запад, и всякий раз, когда из-за гористого берегового края вдруг появлялись паруса незнакомого судна, сердце купца замирало. Он мысленно молил Господа о чуде, но, увы, плывущие над водою паруса опять привозили в город не его маленькую птичку, а какого-нибудь торговца из Синопа. И ещё: с каждым прожитым днём Марза всё острее ощущал своё одиночество.

Он и сам не ожидал, что за такой короткий срок их знакомства успеет так привязаться к жене. Но как говорится, большое видится на расстоянии. И это расстояние сейчас представлялось Марза таким огромным и непреодолимым, что от ощущения собственного бессилия, от невозможности что-либо исправить, несмотря на все свои немаленькие деньги, влияние и власть, он порой беззвучно рыдал по ночам. Но об этом знали лишь луна, что в ясные ночи любила заглядывать в раскрытое окно его спальни, да деревянное распятие над изголовьем.

Только день спасал Марза: многочисленные дела и заботы не давали ему оставаться наедине со своим горем.

Но наступала ночь, и им снова овладевала тоска...

В одну из таких ночей у купца здорово разболелось сердце. К сердечной боли добавилась ещё боль в сломанной ноге. Не помогали ни успокоительная настойка, ни компрессы. Купец промаялся всю ночь и заснул лишь под утро. Даже не заснул — провалился в какой-то чёрный мешок. Проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо.

— Хозяин, проснись, хозяин.

Это был слуга, прислуживающий ему по утрам. Судя по его возбуждённому виду и по тому, что он вообще осмелился будить своего хозяина, случилось что-то действительно важное. Увидев, что консул открыл глаза, слуга показал рукой на дверь:

— Там...

— Что там, Беноццо... — раздражённо начал было купец и вдруг понял, что ТАМ.

А слуга, клокотнув от волнения горлом, наконец закончил:

— Синьора, синьор... Она здесь...

— Беноццо... — купец сел на постели и рванул завязки ночной рубашки. — Скорее... Одежду... Умываться...

Слуга метнулся к резному столику у двери, на котором уже стоял медный таз с розовой водой и кубок с настоянным на мяте вином для полоскания ...

Марза не помнил, как оделся, как на враз ослабевших ногах спустился по каменной лестнице во внутренний двор, ещё до конца не веря в происходящее.

Но внизу действительно стояла она — его маленькая птичка, его отрада, его надежда, единственное существо, к которому он, оказывается, был так сильно привязан. В серых глазах жены радость пополам с настороженностью.

«Отвыкла, от меня отвыкла», — понял купец.

Рядом с ней стояло ещё трое: янычар (Марза сразу узнал его), какой-то худенький монашек и смутно знакомый франтоватый молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой. Но всё это Марза заметил лишь мельком. Рассеянно кивнув франтоватому и тут же мгновенно вспомнив, что это капитан одной их боевых охранявших торговые корабли фактории галер, он взял жену за руки и прижал их к своей груди. Ему показалось повзрослевшим её осунувшееся лицо, но от этого она стала ещё краше, ещё желаннее. Рыжие волосы были собраны на голове в подобие короны.

— Драгоценная моя, драгоценная... моя маленькая птичка, — выдохнул наконец он, не сводя с неё взгляда и не замечая текущих по лицу слёз. Глаза Ирины тоже набухли слезами. От неё восхитительно пахло морем, загорелой кожей, молодым женским потом...

Рядом нетерпеливо кашлянули, и купец словно очнулся.

— Прошу прощения, синьор... — повернулся он к худощавому.

— Лоренцо... Лоренцо Скрудато, — наклонил в поклоне голову тот.

— Капитан Лоренцо, прошу в мой кабинет. И вы... тоже, — бросил он янычару и монашку. — Беноццо, проводи... И вели подать вина...

Беноццо, мягко выступив из-за спины хозяина, попросил гостей следовать за ним. А купец уже обратил свой взор на толпящуюся во дворе прислугу.

— Джульетта, Розалинда, где вы там? — раздражённо крикнул он. — Хватит глазеть: ну-ка, быстро помогите синьоре привести себя в порядок с дороги.

Из толпы выпорхнули две молоденькие служанки.

— Я не прощаюсь с тобой, моя птичка, — сказал купец, с неохотой выпуская из рук нежные ладони супруги. — Ведь нам ещё о многом надо поговорить...

2

— Константинополь пал, — и это было первой новостью, которую сообщил консулу Лоренцо Скрудато, прежде чем пригубить поданный ему кубок с терпким трапезундским вином.

Они сидели в резных, обитых бычьей кожей креслах подле распахнутого окна, и тёплый пахнущий морем ветер мягко касался их лиц. За спиной консула безмолвной тенью застыл Беноццо.

Янушу с монашком тоже подали вино, но посадили около самых дверей. Янычар опустошил свой кубок одним глотком и теперь с настороженным видом прислушивался к тому, о чём говорят консул и капитана галеры. Никита же, напротив, интереса к беседа не проявлял, ибо велась она на непонятном ему языке, а в кабинете консула было на что посмотреть: стены украшали шпалеры с диковинными цветами и животными, своды по синему фону были расписаны позолоченными солнцем, луной и звёздами, а приоткрытая дверца одного из шкафов являла взору корешки каких-то богато инкрустированных книг...