Гибель вольтижера

Но он лишь плотнее сжал губы, чтобы не вырвалось чего лишнего, и чуть кивнул. Впрочем, его согласия никто и не ждал. Все деловито готовились усыпить его и вскрыть – пока не труп, но тело. Сколько раз ему самому довелось присутствовать с Логовым на вскрытиях, но Коршун не резал живых. Страшнее это или проще?

Им овладела шальная мысль: попросить подержать сверху зеркало, чтобы видеть, как скальпель располосует его кожу и откроется то, чего он сам в себе никогда не видел. Но Никита успел вспомнить, что сейчас его усыпят и ничего разглядеть не удастся. А под местной анестезией такие операции не делают, он уже выяснил, когда утром проснулся с мыслью, что может и не выйти из наркоза. Останется в том чумном сне, не похожем на все предыдущие, который наверняка полон кошмаров. Уже мерещились физиономии с картин Мунка и Босха (Сашка показывала ему альбомы), с неестественно перекошенными ртами, уродливые и глубоко несчастные.

Может, так и выглядят демоны, утаскивающие в ад? Почему-то оказаться в раю Никита даже не надеялся. Хотя что уж такого ужасного он совершил за четверть века?

Впрочем… Разве у любого из нас не найдется такого греха, за который стоило бы поджарить?

Вся надежда только на милость Божию…

С этой мыслью он и уснул.

И уже не увидел того, как Саша с Артуром, ступая так мягко и осторожно, словно боялись его разбудить, вышли из отделения, спустились по лестнице, обгоняя больных, опирающихся на перила, молча оделись в гардеробе и выскочили во двор.

Только здесь, поежившись, Сашка натянула капюшон куртки, борясь с ветром, и пробормотала:

– Не люблю я больницы. Здесь мне всегда хочется сдаться, хотя должно быть наоборот. Почему так? Врачи борются за жизнь больных, а у меня ощущение, будто я лишаюсь последней надежды… Ее выкачивают вместе с кровью.

Артур хмыкнул:

– Да когда ты была в больнице в последний раз?

– А помнишь ту психушку? Она до сих пор мне снится… Кстати, Сережка так и не вернулся.

Встретив его непонимающий взгляд, она пояснила:

– Ну Серега Малышенков! Мой одноклассник. Ты что, забыл его?

– А, – откликнулся Артур безразлично. – Почему? Помню.

– Он как сбежал тогда, так и пропал.

– Найдется.

– Тебе плевать на него, – произнесла она с огорчением, но Логов только развел руками: что есть, то есть.

Уже открыв дверцу машины, Саша вдруг отступила и, сморщившись, вытащила из кармана сложенную вдвое салфетку. Разорвав ее на клочки, она швырнула их в урну и только тогда юркнула внутрь.

– Что там? – спросил Артур.

Она села вполоборота к нему:

– Ерунда… Вернемся в цирк?

– Может, ты хочешь домой?

– Нет. Я с тобой, – она опустила глаза. – Одной дома как-то не по себе. Сейчас… Так-то я люблю побыть одна. Собаки не в счет! Но когда знаешь, что именно в этот момент Никитку режут…

– Не зарежут.

Пристегнув ремень, Саша откинула голову, глядя в боковое стекло.

– Ты прав…

– В чем? – уточнил Артур, покосившись на нее. – Я, знаешь, не из тех, кто считает, будто всегда прав.

Она согласилась:

– Не из тех. Я все еще про Сережку… Ты ведь почти не знал его, с чего тебе переживать?

– Тебе тоже не стоит. Он трус. От таких лучше держаться подальше.

– А к каким поближе?

«К таким, как я».

Сашка угадала, что он подумал именно так, Артур даже не сомневался в этом. Но вслух произнес другое:

– К таким, как наш одноглазый. Вот надежный парень.

Оттого, что она не ответила, в воздухе повисло напряжение. Артур ждал. Торопить ее – значило рисковать спугнуть… А Сашке хотелось поговорить о чем-то, он это чувствовал и терпеливо ждал, не включая радио. Любая мелодия могла увести ее мысли, и он не узнал бы того важного, что сейчас мучило Сашу.

Когда они остановились на светофоре, наконец-то прозвучало:

– Думаешь, Никита и есть тот, ради кого я родилась?

– А ты считаешь, мы рождаемся ради кого-то? – удивился Артур.

– Разве нет? Я недавно прочла в одной книге: «…Чего бы ни ждал от нас с тобой Бог, главным, первым, по сути, единственным всегда будет способность любить».

– Звучит невесело…

– Почему?! – она уставилась на него, но тут же догадалась сама и покраснела, устыдившись своей бестактности. – Ой, Артур, прости… Я вовсе не имела в виду, что твоя жизнь бессмысленна. Наоборот. Она уже имеет высший смысл в глазах Бога, ведь вы с мамой так любили друг друга. Я не о том…

Загорелся зеленый, и Логов позволил «Ауди» сорваться с места, поймав свет свободы. Ему нравилось ощущение, когда машина набирает скорость, точно неудержимая кобылица, которая мчится по полю навстречу рассвету. Ему всегда виделся рассвет, хотя впору было подумать о закате.

– Я понял, – заверил он. – Тебя пугает, что больше нечего ждать от жизни… Если ты признаешь, что Никита – тот самый, то это преградит путь сказочному принцу, который ищет тебя по свету.

Она вжалась спиной в дверцу:

– Тебе это кажется смешным?

– Нет. Ни капли.

– Ты считаешь меня идиоткой, мечтающей о сказочном принце?

– А о нем мечтают только идиотки?

– Мечтать о несуществующем – значит заведомо обрекать себя на разочарование.

– Ты умная, – вздохнул Артур. – Сама все понимаешь.