Гибель вольтижера

– Нина Васильевна уверяет, что убитая была таким, знаешь, солнечным человеком. Вроде нашего одноглазого…

– Не сравнивай его с покойницей!

– А что? Примета плохая? Не слышал такой.

– Просто неприятно.

– Ладно. В общем, никого Тараскина не обижала, ни с кем не ссорилась…

«Как наш Никита», – подумала я уже без его намека. И опять ужаснулась самой себе: какой бессердечной сволочью нужно быть, чтобы попытаться погасить солнце?!

Пытаясь уклониться от самобичевания, я опять вернулась к делу:

– А с Венгром у нее какие отношения были?

– Ну, к ней он не лез, я думаю! – гоготнул Артур. – Хотя…

– Да ну тебя! Я не про это… Знаешь, пожилые женщины любят опекать одиноких мальчиков. Без всяких грязных помыслов, конечно!

– Ты уверена?

– Фу! Считай, я этого не слышала… Может, Венгр откровенничал с ней? И рассказал, к примеру, что кто-нибудь ему угрожает… Как думаешь?

Артур помолчал:

– Если она действительно была такой, как про нее говорят, то ни с кем его тайнами не поделилась. Так что нам уже не узнать, плакался ей Миша или нет… Одна надежда, что Анна Эдуардовна вела дневник или что-то вроде этого. Попрошу ее дочь пошарить в квартире, нам вряд ли дадут ордер на обыск, – он взглянул на часы, потом на меня. – Напомнишь мне позвонить ей? Боюсь, вылетит из головы…

Артур часто повторял, что у меня память как у слона: я ничего не забываю. Даже в раннем детстве, как вспоминала мама, я точно помнила, где лежит та или иная вещь, и, хотя еще не умела толком говорить, приносила именно то, что она искала. Правда, многое из потерянного находилось в моем же шкафу, куда я все тащила, точно сорока. Там был мой волшебный сундук, в котором каких только сокровищ не было припрятано! Настоящего сундука, как у Лены Шиловой, у нас дома никогда не было, я позавидовала, разглядев его потускневшие узоры, по которым она машинально водила пальцем. Мне жутко хотелось откинуть крышку и сунуть в него нос…

Что я спрятала бы в такой сундук, если бы он появилась у меня сейчас? Может, Артура, чтобы он никогда не покинул меня?

* * *

Кабинет нотариуса, который пока единолично владел тайной завещания старика Венгровского, находился в том же районе, что и небоскреб их компании, путь был знакомым. Всю дорогу Сашка поглядывала на телефон, явно дожидаясь ответа от Никиты, но сообщение все не приходило, и она сникала на глазах. Его молчание вытягивало из нее силы, и вскоре она побледнела и затихла, прижавшись к окну.

Не высказываясь вслух, Логов думал про себя, что это совсем неплохо: девочке нужно прочувствовать, какова жизнь без их одноглазого, пропустить через себя стылый поток одиночества, пока лишь воображаемого, ведь ничего плохого еще не произошло. Ну, кроме того, что Ивашин чуть не умер…

«Слишком она привыкла, что Никитка постоянно рядом. Верный пес, который еще и есть не просит, сам готовит! – проворчал Артур, не разжимая губ. – А когда лишаешься такого преданного друга, космических размеров дыра образуется – ничем не заполнить…»

– Знаешь, – решился он, уже припарковавшись у кабинета нотариуса, – ты должна отдавать себе отчет: никто не будет любить тебя так, как Никита. Он весь твой – целиком.

– Как собака?

Логов не поверил своим ушам:

– Ты мысли читаешь?

– А ты тоже думал о собаке?

– Неважно. Понимаешь, кроме тебя, для Никитоса ничто в мире не имеет значения, я серьезно! Ему не нужны ни карьера, ни деньги, ни свобода… Только ты. Я вижу, что ты не так поглощена любовью, как он, хотя почему-то считается, будто женщины любят сильнее…

– Я тоже люблю его, – вяло возразила Саша, разглядывая ноготь, который обгрызла накануне.

– Любишь, – согласился Артур. – Но для тебя существует еще много важных вещей: творчество, наши расследования, твои воспоминания. А у него только ты…

– И что ты хочешь сказать?

– Что тебе и не нужна безумная любовь, которая поглотит тебя с головой и мир просто перестанет существовать.

Она жалобно переспросила:

– Не нужна?

– Нет. Хотя порой тебе кажется, что ты ждешь ее. Ищешь. Цепляешься душой за разных парней… Но на самом деле ты будешь чувствовать себя спокойно и счастливо только в таком вот состоянии, – Артур не сразу подобрал определение, – мягкой привязанности. Она не вытягивает из тебя всю душевную энергию, и это хорошо. У тебя остаются силы на остальное. На жизнь.

Она повернула к нему измученное личико:

– Но ты ведь любил маму – очень!

– Да, – сразу согласился он. – Но мне-то сколько лет? Я уже насытился всем… Ну всем, что я уже перечислял. Кроме творчества! Не дал Бог таланта. А если ты сейчас влюбишься так же, то не сможешь ни сочинять, ни думать. Твоя голова, твое сердце, все существо твое будет занято только одним… Тебе этого хочется?

И уже сам понял – хочется. Как глупо с его стороны задавать такой вопрос девятнадцатилетней девочке… Кого в этом возрасте не тянет сойти с ума от безумной любви? Черт бы ее побрал…

Артур вздохнул и открыл дверцу:

– Ладно, пошли работать.

– У нас с Никитой никогда не будет так, как у вас с мамой, – донеслось из машины.