Теплые струи ласково смыли и тяжелый сон, и пережитый испуг. Они скопились лужицей у моих маленьких ног – даже тридцать шестой размер обуви мне великоват. Выключив воду, я ступней согнала ее остатки в сливное отверстие, чтобы не застаивалась на дне.
Когда мы только перебрались в этот дом, уединяясь в душевой кабинке, я чувствовала себя как в капсуле времени, которая уносила меня из привычного мира. Прозрачные воспоминания, плоские, как летние облака, которые плывут, вопреки законам природы, снизу вверх, перемещались в пространстве вместе со мной. Стоило закрыть глаза, отдавшись теплу воды, и меня начинало медленно кружить, увлекая в прошлое и мгновенно перенося в будущее. Со мной в одной кабине оказывались и мама, и сестра, все ребята, в которых я влюблялась, но это не вызывало смущения. Мы все были только образами… Душами, если угодно.
И мне все чаще казалось, что переход в загробный мир примерно так и выглядит. Он ничуть не пугал. Надеюсь, мама испытала облегчение, перестав корчиться от острой боли, пригвоздившей ее к бетонному полу подъезда. В подобном лифте, уносящем в небеса, она наверняка смеялась от радости, убедившись, что бояться смерти не стоит. Не сомневаюсь, что мама пыталась поделиться этим открытием со мной, только не нашла лазейки в непроницаемой стене, разделяющей наши миры. Мне тоже не удается ее отыскать, чтобы шепнуть маме:
– У меня все хорошо. Даже лучше, чем я того заслуживаю.
Мама, конечно, не согласилась бы со мной. Для нее я всегда была средоточием Вселенной. Как и для Никиты…
Похоже, Артур проснулся еще на рассвете, раз столько успел. Даже за круассанами съездил в местную пекарню. Это внезапно тронуло меня до слез: как удается этому человеку не запачкаться злобой, которую он разгребает годами?
– Как в Москве, – напомнила я, макая кусок сдобы в клубничное варенье.
Подозреваю, что Артура мутило оттого, как я это проделываю, но он держался стоически. С видом потомственного аристократа намазывая свой круассан маслом, он улыбнулся. Не напоказ, как делал, очаровывая свидетелей, за что мне частенько хотелось его стукнуть! А по-домашнему спокойно. И только для меня. Его лицо озарилось добротой, и в большой столовой стало светлее, будто солнце заглянуло в окно. Красивым людям дана такая удивительная возможность – одним своим видом превращать жизнь в праздник. Те из них, что не стали законченными мерзавцами, сознают, какой полноцветной радугой входят в наш мир, и выполняют свое предназначение ответственно, оберегая дар, полученный свыше.
Логов как раз из таких. Хотя вряд ли те, за кем он охотился, были так уж рады видеть его… Сейчас мы нагрянем к людям, которые точно не испытают восторга от новой встречи со следователем.
– Откуда ты узнал, что завещание огласят уже сегодня?
– Не поверишь! Ярослава сама мне позвонила.
– Мишина сестра? – зачем-то уточнила я, хотя это и так было очевидно.
Артур кивнул и отправил в рот остаток круассана. Прожевав, он бодро сообщил:
– С одной стороны, это должно навести нас на мысль, что она не была заинтересована в смерти брата и, соответственно, не имеет ни малейшего отношения ко всему случившемуся в цирке. Но!
– Обманка, – подсказала я.
– Именно.
Мне не очень верилось в дьявольское коварство Ярославы, и я напомнила:
– Она же была ему вместо матери…
Он злобно фыркнул:
– А то мы не видели матерей, убивавших собственных детей!
С этим невозможно было не согласиться. Тем более Ярослава не особенно мне понравилась… Была в ней очевидная двуличность: любя младшего брата, она поддержала анафему, которой предал его отец. Разве настоящая мать предпочтет собственные корыстные интересы?
Вслух я этого не произнесла, а то Логов тут же выкатил бы мне бесконечный список женских имен… За годы работы он насмотрелся на разных тварей, такого и кунсткамерой не удивишь.
А наши домашние твари, досыта накормленные Логовым, уже разбежались по усадьбе. С нами оставалась только Моника, не спускавшая с Артура влюбленных глаз. Мне нравилось, что эта застенчивая собака никогда не навязывается ему со своей любовью, держится поодаль, но желтый взгляд ее так и сочится нежностью и восхищением, каких Логов не дождется ни от одной женщины. Даже моя мама никогда не смотрела на него так, а ведь она любила его.
Я не сомневалась, что Артур не забудет попрощаться с Моникой, и все же замерла, когда он встал из-за стола, подхватив тарелку и большой бокал с изображением какого-то фрика из их юности. Каждый раз забываю, кто это такой… Но помню, что эту чашку ему подарила моя мама, и Артур перевез ее сюда с теми немногими вещами, что прихватил из своей квартиры.
Его руки были заняты, а Моника уже вытянулась, дрожа всем телом.
«Не дай бог так любить кого-то, – неожиданно открылось мне. – Чтобы весь мир сосредоточился в одном человеке? Это же мука мученическая… Не хочу такого».
Никита смущенно улыбнулся мне на расстоянии километров: «Ты и не любишь меня так. Тебя не поглотит целиком. Вот почему я для тебя самый подходящий вариант. Ведь из нас двоих собака – это я».