Гибель вольтижера

– Ну как любили, – она в сомнении скривила рот. – Я тебе говорила: подружек у него было до хрена!

– И дружков…

Лена закатила глаза:

– Уже настучали? Ну конечно… У нас не задержится.

– Ну да, – невозмутимо подтвердила Саша.

– Что Тараскину моим шарфом задушили, тоже кто-то из наших сообщил?

– А ты как думаешь?

Их взгляды скрестились, и Лена обнаружила, что Саша смотрит на нее… никак. Не было в ее голубых глазах ни тепла, ни холода, ни сочувствия, ни отвращения. Наверное, настоящий сыщик и должен быть таким, полностью отстраненным, чтобы не утратить объективности. Пусть Сашка не была еще настоящим следователем, но задатки у нее явно имелись…

Когда Лену допрашивал Логов, он смотрел так же, хоть и пытался шутить, чтобы развести ее на разговор. Только взгляд его оставался безразличным. Похоже, Саша была хорошей ученицей.

Она опять вернулась к скользкой теме:

– Брошенные любовники способны на многое… С кем у Миши случались романы?

У Лены вырвался нервный смешок:

– Да с кем только не случались! А Генку Стасовского вы больше не подозреваете?

– Мы пока никого не исключаем.

– Ну да, конечно, – Лена нахмурилась. – Вот как по мне, если кто из наших способен на убийство, так это Марта. Хладнокровная сука – вот она кто.

– У нее железное алиби, – признала Саша с неудовольствием.

Похоже, она и сама была не прочь пометить Марту клеймом убийцы. Лене это понравилось. И захотелось помочь…

– Жаль, – Лена задумалась. – Мишка действительно ко многим подкатывал, а уж что с кем получилось, я не в курсе. Но знаешь, он был не то чтобы… распущенный. Мне кажется, он искал любви. Ты же в теме насчет его детства? Мама умерла, отец деньги делал… Мне кажется, его никто по-настоящему не любил, и это его просто убивало. Еще до этого падения… Даже эта чертова Марта его не любила! Она же просто свою бабскую похоть удовлетворяла. Молоденький, хорошенький… Мишка все понимал. Хотя, может, теперь ей и кажется, что это была типа главная любовь ее жизни и все такое… Ни хрена!

– А с его стороны? Кто для него был настоящей любовью?

Внезапно Лене увиделась пустая арена, темная, чуть пугающая. И маленькая (так ей показалось в тот момент) фигура в центре. Почему Миша сел именно там? Хотел, чтобы его заметил… Кто именно? Кого он ждал? Съежился, обхватив колени, уткнувшись в них лицом… Она не разглядела: плакал или нет? Даже подойти не решилась. Отступила в темноту закулисья. В тот момент ей и послышалось чье-то дыхание, по спине холодок пробежал… Только сзади никого не оказалось, и Лена решила тогда, что это вздохнул в своей опостылевшей клетке кто-то из животных.

– Не знаю, – сказала она Саше. – Но кто-то был… Я видела, что Мишка страдает. Но по кому? Он не говорил этого. Хотя о тех, с кем просто трахался, мог трепаться бесконечно.

– А может, он жаловался на кого-то? Не обязательно на цирковых… Марат говорит, что Венгр был азартным. Может, его за долги наказали? В казино Миша ездил?

– Вот уж этого я тем более не знаю… Если Марат не в курсе – а он сам игрок! – я-то с чего? Нас с Мишкой, кроме работы, ничего не связывало. В гости друг к другу не ходили.

Саша вздохнула:

– Ладно. Но может, слышала что-то? С кем-нибудь у Венгровского был конфликт? Кроме Харитоновых, когда он во время выступления на арену вышел…

– А, запомнила, – Лена усмехнулась.

Отчего-то стало приятно, что Саша внимательно ее слушала еще в их первую встречу.

– У Мишки только с семьей напряженка была. Он же паршивая овца и все такое… Их можно понять! Какому олигарху понравится, что его сын не финансовые махинации разрабатывает, а сальто-мортале крутит?

Внезапно в ее памяти словно сдвинулась кулиса, и отчетливо увиделось начало августа, когда Мишка отмечал свой день рождения, не выпуская телефона из рук. Он ждал звонка. И скорее всего, не одного – от отца, брата, сестры… От последней – больше всего.

«Ярослава была мне вместо матери, – признался он, выпив больше, чем мог себе позволить накануне выступления. – И любил я ее, как любят маму…»

Говорил он это не Лене и вообще скорее никому – в пространство, которое теперь было единственным, что объединяло семью Венгровских. Но она сидела неподалеку и слышала тоску, вырывавшуюся наружу. И стало так жаль его, что именно это чувство каким-то чудом первым ожило в душе, когда Лена сверху увидела обмершее на красном блюде арены мертвое тело. Ноги подломлены, шея вывернута, руки будто вывихнуты в плечах… Таким некрасивым Мишка не был никогда.

Еще тем утром Лена не сомневалась, что позлорадствует (пусть не открыто, так в душе!), если Венгр публично облажается. Слишком уж хорош он был, и самое противное – знал это о себе… Но когда его тело неуклюже, чего она в нем вообще не подозревала, рухнуло вниз, ее так пронзило, точно копье метнули с манежа в сторону трапеции, в которую Лена вцепилась обеими руками. Под коленями будто свищ образовался – еле устояла… Жалко его стало. До того жалко!

Ее бабуля о младенцах говорила:

– Жалко их – мо́чи нет…

В тот момент Лена смотрела сверху на Мишу так, будто он был ее крошечным сыном, – сердце разрывалось от жалости…