Гибель вольтижера

Наклонившись, он заглянул внутрь, Саша не двинулась с места, сжалась в уголке, точно наказанная. У него заныло сердце. Меньше всего Артуру хотелось, чтобы она чувствовала себя обреченной…

– Конечно, не будет, – произнес он мягко. – Вы – другие, у вас и должно быть все иначе. Сколько людей, столько судеб, это же прописная истина. И потом… Я не лучший пример, Сашка. Мою жизнь уж никак нельзя назвать счастливой.

Так ничего и не ответив, она выбралась из «Ауди», как всегда, аккуратно закрыла дверцу и, не взглянув на Логова, направилась к мраморному крыльцу, которое охранял щуплый полуметровый лев с глуповатым выражением морды.

– Погоди! – выкрикнул Артур, едва не задохнувшись от жалости.

Остановившись, она чуть повернула голову – тонкий профиль показался ему росчерком самой печали… Логов шагнул к ней и встал так, чтобы заглянуть Сашке в глаза.

– Забудь все, что я сказал. В моих словах есть здравый смысл… Но кому он приносил счастье? А мама хотела бы видеть тебя счастливой. И я тоже… Так что наплюй на все доводы рассудка, если чувствуешь себя загнанной в ловушку. Жди своего невероятного счастья.

Она криво усмехнулась, отведя взгляд:

– Думаешь, оно придет?

– Кто знает… Но если его не ждать, оно точно не придет. Только Никиту не мучай больше. Ты мечешься, а он страдает. Отпусти его, Сашка. Если не нужен, отпусти.

В ее голосе задрожали слезы:

– Как не нужен? Я не знаю… Как я без него?

Убедившись, что никто не наблюдает за ними из окон, Артур сгреб ее в охапку:

– Иди сюда… Ну, что ты плачешь, дурочка? Неужели так трудно понять, что тебе на самом деле нужно?

– Трудно.

– Наверное, – согласился он. – Видишь, как я плохо помню себя в твоем возрасте…

Шмыгнув, Саша быстро вытерла глаза:

– А мне кажется, ты и сейчас в моем возрасте.

– Да ну? Я – старый и нудный, вот учу тебя жизни, в которой ни черта не разбираюсь. Не слушай меня, что я соображаю в любви? Мне просто повезло однажды… Безумно повезло! Но ненадолго… Так что эксперт из меня хреновый. Извини, что полез с советами!

– Кто еще мне посоветует? У меня только ты.

– А у меня – ты, – быстро прижавшись губами к ее теплой макушке, Артур разжал руки и отступил. – Вот почему я так хочу, чтобы ты была счастлива.

– Я понимаю. И знаешь что? Ты чувствуешь меня, как никто другой! Я ведь сама сегодня думала, глядя на вас с Моникой…

Он подавился смешком:

– На нас с этой псиной?!

– Не перебивай, – взмолилась Саша. – Понимаешь, она так смотрела на тебя, точно ты – весь ее мир. И я поняла, что не вынесу такой любви… Не хочу влюбляться по уши. Чтобы здесь, – она прижала руку к груди, – осталось место для всего, о чем ты говорил… Я ведь больше всего на свете хочу писать прозу! Ну и стихи иногда…

Ему показалось, будто он слегка приподнялся над землей – так полегчало от этих слов. Не замечая того, что сияет от счастья, как мальчишка, которому подарили живого щенка, Артур выдохнул:

– Сашка! Ты оставляешь его, да?

– Ты говоришь о нем, как о питомце, – упрекнула она.

– Некоторые люди любят питомцев больше, чем членов семьи.

Саша фыркнула:

– Был бы ты моим ровесником, я назвала бы тебя дурачком!

– В наших сказках как раз дурачки – самые умные и везучие, – он окинул взглядом дорогие машины, стоявшие на парковке. – Пусть и сегодня мне повезет! Судя по всему, семейство уже в сборе.

На этот раз им выпало счастье повидать всех Венгровских. Андрей Борисович привез свою нынешнюю жену Ренату, уже заметно беременную, но державшуюся с той легкостью, которую дает спортивная подготовка. Его первая супруга Светлана цепко держала за руку их общую дочь Лику – Сашкину ровесницу.

«А он всеяден!» – Логов с трудом подавил усмешку. Жены Андрея Венгровского были живым воплощением антиподов: высокая брюнетка Рената, крепкая, с цепким взглядом, и хрупкая блондинка Светлана, которую здорово старили опущенные уголки тонкого рта, и потому она выглядела иссохшей. За то время, пока они находились в кабинете нотариуса, обставленном в псевдоампирном стиле, Светлана не улыбнулась ни разу.

Лика походила на мать, но юность еще придавала ее лицу округлой свежести, и девушка казалась прелестной. Но Логов уловил: отец старается не смотреть на нее, даже сел слегка отвернувшись. Он решил, что Венгровский боится огорчить беременную жену.

Отдельно от них в красном кресле с медового цвета подлокотниками устроилась Ярослава, которая походила бы на красавицу княжну, если б не уныние, от которого все черты ее казались оплывшими.

«Но ей не хотелось, чтобы все догадались, что она плакала, – отметил Артур. – Возможно, всю ночь провела без сна… А макияж отличный! Она умеет держать себя в руках. Но… забывается. Похоже, ей слишком больно. Непритворно. Поэтому и не следит за выражением лица… А макияжа в таких случаях недостаточно».