– Вы как-то поддерживали дочь? – спросила лейтенант Маллен. – Говорили ей, что общение с этими людьми может принести пользу?
– Нет, конечно, – вскинулся Дейл. – Я несколько раз говорил Леоноре, что она должна вернуться домой и что в секте ей пудрят мозги.
Эбби кивнула. Она начинала терять уверенность: явный враждебный настрой мистера Крафта не облегчит ей задачу.
– А вы, Хелен?
– Разделяю ту же точку зрения. Мы даже поспорили. Дочка планировала поступить в колледж, но передумала после того, как уехала на ферму. Сказала, что там она с большей пользой проводит время. Я была в ярости.
Значит, и мать, и отец определенно настроены против секты. Почему же Отис позволяет Леоноре общаться с родителями?
– Пыталась ли дочь убедить вас присоединиться к ним?
Дейл фыркнул:
– Вот еще. Она прекрасно знает, что на это нет никаких шансов.
Эбби подумала несколько секунд.
– Вы говорили, что Леонора собиралась в колледж. У вас отложены деньги на ее образование?
– Разумеется, – ответила Хелен. – Мы много лет копили, чтобы оплатить обучение дочки и сына.
– У мисс Крафт есть доступ к этому капиталу?
– Нет, – сказал Дейл. – До тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать. И потребуется наше согласие, чтобы снять средства.
– Она просила у вас деньги?
– Однажды, – ответила Хелен. – Леонора хотела отдать их сектантам. Чтобы перестроить амбар или что-то подобное. Я прямо ей сказала, что этому не бывать. Мы поспорили, и потом она долго не звонила.
Значит, вот зачем Отису нужно, чтобы девушка продолжала общаться с родителями… Хочет получить деньги, отложенные на образование, и будет стимулировать ее поддерживать связь, пока мисс Крафт не исполнится восемнадцать. Эбби не стала озвучивать свою догадку. Пусть родители думают, что дочка звонит, чтобы услышать их голоса.
Вот только Тиллман просчитался. Позволяя Леоноре общаться с родителями, он каждую неделю давал ей возможность прикоснуться к прежней жизни. Возможно, именно поэтому она до сих пор кажется такой независимой.
– Я хочу попробовать вытащить вашу дочь из секты, – сказала Маллен. – Это будет проще сделать, если она увидит знакомое лицо, человека, которому доверяет.
– Я буду рада помочь, – сказала Хелен.
Эбби замялась:
– Идея неплохая, но сейчас не время. Вы оба ясно дали понять, что думаете об общине. Значит, по мнению Леоноры, отец и мать чужие. Ее настроили думать о родителях как о врагах.
Миссис Крафт охнула и приложила руки ко рту.
– Я уверена, что дочь до сих пор вас любит, – продолжала лейтенант Маллен. – Но те, кто плохо отзывается о секте, воспринимаются как враги. Вас девушка слушать не станет. Кажется, у Леоноры есть брат?
– Да. – Хелен вытерла слезы. – Брайан. Он наверху.
– Можете его позвать?
Брайан был старшим братом. Казалось, что он вырос, но чувствует себя некомфортно в собственном теле. Двигался парень неуклюже и неуверенно; он не вошел, а скорее ввалился в гостиную.
– Добрый день! Мама сказала, что вы по поводу Леоноры?
– Верно, – Эбби улыбнулась. – Насколько вы были близки с сестрой, когда она ушла в секту Тиллмана?
Брайан пожал плечами.
– Не знаю. Думаю, достаточно. Меня раздражала эта феминистская ерунда. Но когда Леонора была в хорошем настроении, мы неплохо проводили время.
– Вы общались с тех пор, как она уехала?
– Дважды.
– Ты говорил сестре что-нибудь по поводу секты? Что она должна уехать оттуда?
– Не-а. Она все равно никогда меня не слушает. Я не хотел ссориться.
Эбби расплылась в улыбке и облегченно вздохнула.
– Брайан, готов уехать со мной на несколько дней?
Глава 50
На секунду, открыв дверь чулана, он решил, что мальчик умер: нездорово-бледное лицо, недвижимое тело… Но, услышав слабое и сиплое дыхание, испытал облегчение. Это не его вина. Он столько усилий приложил, чтобы ребенок был в безопасности, относился к нему хорошо, создал комфортные условия… Но Натан воспользовался его добротой.
Мужчина поставил стонущего мальчика на ноги и потащил в комнату, которую целый час приводил в порядок, избавляясь от всего, что может быть использовано как оружие. Натану теперь придется рисовать стоя, потому что стула больше нет. Пусть винит за это себя.
Царапина на спине выглядела неважно. Он снял с ребенка испачканную рубашку. Рана снова открылась, Натан застонал. Приглядевшись, мужчина заметил, что кожа вокруг пореза воспалена, а под запекшейся кровью остались волокна ткани. Он намочил какую-то тряпку и промыл царапину. Мальчик заскулил.
– Это все твоя вина, твоя, – процедил мужчина сквозь сжатые зубы. – Все из-за тебя. Мне пришлось защищаться и избавиться от того человека. А виноват в этом ты.
Он отчетливо помнил ощущение, которое испытал, вонзая нож в горло жертвы, – неприятное, граничащее с тошнотой. Но это же самозащита. Ему пришлось так сделать из-за мальчишки, выбора не было. Он долго размышлял и пришел к выводу, что не мог поступить иначе после того, как Натан его разоблачил.
Он одел мальчика в чистую рубашку, снял уцелевший ботинок и носок и вышел из комнаты. Нервы его были на пределе.