Проблема более фундаментальна, чем неудача ремесла (хотя это, конечно, плохое мастерство с моей стороны): это было симптоматично для неспособности понять границы гражданской жизни. Большинство читателей глубоко невежественны в вопросах, которые постоянно волновали меня, будь то жизнь или смерть, и я просто не понимал этого.
Это была моя первая продажа (а позже и первое появление) в профессиональном научно-фантастическом журнале.
***
Кряхтя и рыча, девятнадцать гусеничных машин отряда «G» заняли ночную оборонительную позицию. С дороги за ними наблюдала семья бесстрастных камбоджийцев. Командир ближайшей машины, «три-шесть», помахал им рукой, когда его «штурмовой бронированный конь», содрогнувшись, описал тридцатиградусную дугу и приготовился занять свое место в лагере. На плоских алюминиевых бортах танка красной краской было написано название «Рогатый конь», и графическая пародия на эмблему полкового жеребца. Никто из невозмутимых, плосколицых зевак не выказал ни малейшего интереса, даже когда танк покачнулся в сторону и начал крениться. Командир танка высунулся из своего купола посередине, тщетно пытаясь понять, в чем дело. Джонс, левый стрелок, выглянул из отверстия под гусеницей и отчаянно замахал руками, пытаясь перекричать шум мотора. Командир кивнул и рявкнул водителю через интерком: — Рывок вправо, и пушкой вперед, Джоди, мы падаем в чертов бункер!
Дизель взревел, когда Джоди полностью выжал левое сцепление и нажал педаль газа. Танк снова стал менять уровень, когда левая гусеница начала выплевывать из-под себя искореженную растительность. — Глушите двигатель, — приказал командир машины и во внезапно наступившей тишине крикнул в командную машину, которая была в центре неровного круга машин: — Капитан Фуллер! Мы находимся в бункерном комплексе!
Голый, потный офицер уронил банку пива, которую уже начал открывать, и схватил свою грязную М16. Что бы вы ни делали, ежедневно чистя винтовку и держа ее в футляре, удушливая пыль, поднятая гусеницами, неизбежно вползала в нее в конце дневного перехода. И если они действительно были в бункерном комплексе, то переезд еще не закончился. Все знали, что случилось с отрядом «Е» в ноябре прошлого года, когда они расположились лагерем на незамеченном комплексе, и дюжина саперов той ночью прокралась внутрь этой ночной позиции обороны.
Провал в грунте — неправильный овал примерно в фут вдоль большей оси, выглядел бескомпромиссно черной дырой на фоне красного латерита голой земли. Хуже того, наклоненный край плиты был отчетливо виден сзади, доказывая, что полость внизу была искусственной. Все знали, что азиаты строили бункеры здесь, в «Клюве попугая», уже лет двадцать, а то и больше, но капитан никогда раньше не видел каменных бункеров.
— Хотите, чтобы я взорвал его? — сказал кто-то. Фуллер увидел, что это был рыжеволосый командир танка, который обнаружил бункер. Его звали Кейсли. Он держал наготове свое нелегальное оружие 45-го калибра в одной руке, и пару безосколочных гранат в другой.
— Дайте мне одну из них, — прорычал сержант Пикок, протягивая свою огромную черную руку к более молодому солдату. Кейсли передал ему одну из гранат и наблюдал, как тот мастерски лепит вокруг нее фунт с четвертью пластиковой взрывчатки. Белая взрывчатка заключила весь металл, кроме ручки и предохранительной чеки, в комковатый кокон. — Сначала мы этой бункерной бомбой, попытаемся узнать, нет ли кого дома, — удовлетворенно сказал сержант. — Лучше отойдите назад. И он выдернул чеку.
По всему лагерю люди наблюдали за тем, что происходило рядом с «три-шесть». Никто не следил за джунглями, но ведь узкоглазые не нападали на бронетанковые части днем. Кроме того, дюжина камбоджийцев все еще сидела на корточках на дороге. Разведка могла ошибаться, но местные жители всегда знали, когда возникнут проблемы.
Пикок придвинулся поближе к провалу, слегка пригнувшись при мысли, что в последний момент из нее может выскочить плоское коричневое лицо с горящими за прицелом автомата АК глазами. Он зажмурился и моргнул, затем судорожным движением бросил бомбу на последний ярд и метнулся назад.
— Господи Иисусе! — прохрипел он. — Господи Иисусе! Там, внизу, воняет как ничто на свете!