Гибельный огонь

— Это место, должно быть, населено привидениями? — спросил я, глядя сквозь ширму на темные развалины фермерского двора.

— Нет, ничего подобного. Ферма просто пришла в упадок, когда ее последний владелец стал старше, и к тому времени, когда он умер, здания стали еще более бесполезными, чем земля, которая никогда не была хорошей. Нет, — повторил он, — проблема во мне и моем оборудовании. Горожане, похоже, его боятся. Я полагаю, что какой-то невежественный дурак распространяет историю о том, что у меня здесь есть все — от атомного котла до луча смерти. Но, давайте, не будем стоять здесь, и болтать — заходите и посмотрите мою мастерскую.

Я наблюдал за самим Денкирхом с таким же интересом, как и за огромной массой приборов и печатных материалов, которые он мне показывал. Он очень изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Раньше он был худым и подвижным, а теперь стал бледным, как мертвец, и нервным. Хуже, и все же более незаметной, была перемена в его отношении к своему проекту, его глубинный интерес превратился в жгучий фанатизм, который должен был осуществиться любой ценой. Все это можно было легко объяснить как нормальные результаты переутомления, которое должно было пройти по завершении эксперимента, но глубоко внутри я понимал, что Денкирх тоже чувствовал смутный ужас, который медленно приближался.

Превращение ветхой фермы в современную экспериментальную станцию, должно быть, само по себе было огромной работой. Еще более захватывающим для меня, чем приборы, было помещение, заполненное тысячами книг, в основном техническими справочниками и схемами. Но самым удивительным было огромное количество очень древних рукописей или факсимиле рукописей на языках, которые я не мог идентифицировать, не говоря уже о том, чтобы читать. Это были донаучные работы, посвященные духовному выходу из мирской оболочки, которые Денкирх считал наиболее точными и информативными.

— Среди современных людей, которые вообще используют древние тексты, — сказал он, — есть тенденция строго соблюдать их, бормоча точную тарабарщину и используя в ритуале всевозможные мерзости, обычно относящиеся к трупу. Теперь это и глупо, так как истинные заклинания были формой самовнушения, и крайне маловероятно, что они одинаково действуют на двух разных людей, и также опасно — или, по крайней мере, может привести в замешательство, потому что это просто может сработать. Эти работы рассказывают о множестве провидцев, которые входили в транс, но вместо того, чтобы просыпаться с чудесными историями о далеких местах, они просто не просыпались вовсе. Тем не менее, их неудачи дали мне ключ, в котором я нуждался, и теперь я могу продолжить работу с электронной помощью там, где обычная прямая попытка так часто была окончательной.

Другие комнаты были заполнены оборудованием, которое, хотя и впечатлило меня, но не содержало в себе тех чудес, которые, несомненно, могли бы восхитить другого инженера. Довольно много приборов было у поискового радара, довольно простого и единственно необычного в своем, почти полностью автоматическом режиме функционирования. Он не только работал сам, но и мог проверить себя в случае отказа, что делало необходимым действия оператора только для замены неисправных деталей. Денкирх обнаружил, что сталь имеет тенденцию искажать работу некоторых из его приборов, и радар должен был предупреждать, если близко над головой находится самолет (дом был недалеко от авиалинии Чикаго — Сент-Луис). Это было необходимо, чтобы он мог учитывать это влияние. В то время я еще не совсем понимал, что такое имел в виду Денкирх, но, как и все остальное, вскоре понял.

Даже при такой высокой степени автоматизации всех остальных приборов — от радиотелескопа до приборов для точной регистрации скорости вращения Земли в любой момент времени, как мне показалось, их было больше, чем один человек мог разумно управлять ими, и я спросил Денкирха, почему у него нет хотя бы лаборанта.

— Я так и сделал, — сказал он, нахмурившись. — По правде говоря, их было двое. Они были моими студентами в Массачусетском технологическом институте и должны были идеально подходить для этой работы, но я думаю, что, ни один из них не любил эту сельскую местность. Через две недели после того, как они помогли мне устроиться здесь, они сказали, что больше не могут выносить эту атмосферу, и уехали. Потом он слегка вздрогнул, а когда заговорил снова, в его глазах светилось что-то от страха, который он, должно быть, испытывал последние полгода, а может быть, и дольше. — Знаете, Джонни, — сказал он, — я не могу их за это винить. Наверное, все дело в изоляции этого богом забытого места. Вы тоже это чувствуете?