Анна увидела на столе две стопки листов, исписанных фамилиями, и невольно потянулась к ним и взяла одну стопку, которая была тоньше другой, в руки, она поняла, что это списки умерших каторжников, и поместился этот список на три листа. Он мог бы поместиться и на меньшее количество листов, но они были исписаны размашистым почерком, в котором она узнала почерк самого Анатолия Герасимовича, и содержали совсем немного фамилий. Анна за несколько секунд просмотрела списки и не поверила своим глазам: в них числилась ее фамилия. Ее лицо замерло в удивлении, она подняла глаза на Анатолия Герасимовича, и их взгляды встретились, он смотрел на нее в ожидании ее реакции. Анна положила листы обратно на стол, поднялась со стула, подошла к нему и опустилась на колени, она взяла его руку и начала целовать ее.
– Я никогда этого не забуду, – шептала она, убирая губы от его руки.
– Полно вам, прекратите.
– Вы опять спасаете мою жизнь.
Мужчина освободил свою руку и за плечи начал поднимать Анну с колен.
– Вы, как ангел милосердия, всегда протягиваете мне руку, чтобы вытащить меня из трясины, – продолжила она, уже стоя лицом к лицу с ним.
– Я хочу вас только попросить, не говорить ни единой душе об этом.
– Это я могу вам обещать.
Она развернулась и собралась уже выйти из кабинета, но, передумав, повернулась обратно к нему и сделала короткий шаг, их тела соприкоснулись, она наигранно задрожала и потянулась лицом к его лицу, их губы слились в поцелуе, сперва робко, потом более уверенно они целовали друг друга. Анатолий Герасимович крепко обнял ее, прижимая ее все ближе к себе. Их уединение прервалось появлением Алексея, он без стука распахнул дверь и ворвался в кабинет.
– Я тут вот что выяснил, Анатолий Герасимович! – проговорил Алексей, заходя в кабинет и оказавшись посреди него в нескольких шагах от Анны и Анатолия Герасимовича.
Анна немедленно отскочила от мужчины, но было поздно, она поняла, что Алексей успел их застать в объятьях друг друга.
– Ты как посмел без стука в мой кабинет войти? – сердитым голосом спросил Анатолий Герасимович.
– Прошу меня извинить! – почти прокричал Алексей, встав по стойке смирно. – Я выяснил неприятное обстоятельство и сразу в спешке отправился к вам, прошу разрешения доложить.
– Ну я пойду, Анатолий Герасимович, – сказала Анна, собираясь покинуть кабинет.
– Анатолий Герасимович, я бы попросил Анну Александровну остаться, потому что данное обстоятельство касается и ее.
– Вот как? Докладывайте, – сказал Анатолий Герасимович, и все остались на своих местах.
– При подомовом обходе оставшихся заключенных на поселении я выяснил, что еще летом у гражданки Петрухиной Н.Н. пропал малолетний сын Сергей Петрухин семи лет, – Алексей говорил быстро, почти скороговоркой.
– Так, погодите! Ребенка как полгода нет, и гражданка не заявляла о пропаже. И какое отношение к этому имеет Анна Александровна?
– У гражданки Петрухиной помимо пропавшего сына еще четверо детей, и, когда он не вернулся домой, она вздохнула с облегчением, что на одного меньше кормить, живут они бедно. Я решил выяснить, куда ребенок, такой маленький, мог пропасть, и при опросе местных жителей работница кухни вспомнила, что видела, как гражданка Киперман Анна Александровна давала еду этому мальчику и о чем-то недолго беседовала.
– Вы думаете, Анна Александровна причастна к исчезновению ребенка?
– Нет, вы что, я только надеюсь, что Анна Александровна может вспомнить этого мальчика, и не говорил ли он ей что-нибудь, что может прояснить его пропажу.
– У Анны Александровны доброе сердце, – начал Анатолий Герасимович, но Анна его прервала.
– Анатолий Герасимович, я могу сама за себя ответить, – она взяла его руку и продолжила: – Как хорошо иметь такого защитника, как вы. Да, Алексей Николаевич, не помню, в каком месяце, в июне или в июле, возле здания кухни я накормила ребенка, это был мальчик, возможно, лет семи, имени я его не знаю, так как не спрашивала. Разговор наш был не больше минуты, и за это время он меня в свои планы не посвятил. Помню, я ему сказала, что он может приходить к обеденному времени к кухне и я всегда смогу его накормить, но больше я его не видела.
– Я же вам говорю, у Анны Александровны доброе сердце, – продолжил Анатолий Герасимович.
– Если ко мне вопросов нет, то я бы хотела пойти, еще много подготовки к празднику.
– Да, конечно, вы можете идти, – ответил начальник тюрьмы.
– Алексей Николаевич, вы мне, помнится, обещали помочь с расстановкой стульев, обещание еще в силе? – обратилась Анна к Алексею, который стоял покрасневший, то ли оттого, что застал их вместе, то ли от ожидания выговора от начальника за сложившуюся ситуацию.
– Я буду в оговоренное время.