Гиблый Выходной

Альбер прошлась ледяным взглядом от кончика меча вдоль его короткого клинка и взглянула на обладателя. Ничтожный тип. Никаких особых признаков, самая заурядная внешность, самое обычное лицо с прямым пробором на голове. Во взгляде нездоровое упрямство и призрение. Оксана отметила, что тип никогда не перекладывает меч в другую руку, держит его только правой, а однажды, когда ему надо было достать что-то из кармана, он не взял оружие левой рукой, а отложил его. Тип был напряжен и бледен, время от времени его тело пробирала дрожь – реакция на сдерживаемую боль. Чувак, должно быть ранен – несколько капель крови упали к его ногам. Заметив их, бледный тип, стер их ногой и осторожно покосился на усатенького компаньона – не заметил ли тот. Разбрасываться своим ДНК для них было чревато. «Он не хочет показывать свою боль», – догадалась Оксана и сразу обнаружила ее причину. У чувака просто-напросто отсутствовала левая кисть руки, а зияющий разрез был туго стянут кожаным ремешком наручных часов. Женщина еще сильнее нахохлилась и перевела взгляд на второго – полного сил круглолицего молодого человека, чей образ вызывал у нее фотографические изображения молодого итальянского мафиози или антрепренера кабаре начала двадцатого века. Женя… Этот мужчина уже несколько минут возился со своим айфоном. Приказав своему однорукому недоделанному гладиатору не позволять женщине двигаться с места, он снял со лба видеокамеру на резиновых ремешках и со словами: «Мне надо сразу это стереть!», полностью отстранился от действительности и погрузился в видеосодержимое, записанное его налобной камерой. Тот, что с мечом нервно поторапливал соучастника, но Женя раздраженно отвечал:

– Теперь бабло почти наше, никуда оно от нас не убежит, – сказал русский «мафиози». – А мне надо многое стереть… Сам пойми, Максим, я не могу оставить…

– Называй меня правильно! – рявкнул однорукий.

– Максимилиан Громовержец, – поправился Женя. – Сам пойми, я не могу оставить этот глупый пассаж с прессом. Это же позор! Я опозорю сам себя на весь мир! Это непозволительно! Я и так лажаю на каждом шагу, надо все как следует стирать, оставлять только хорошие моменты… Черт, как это удалить…

– Двигай пальцем в корзину, – подсказал ему бледный от боли и раздражения Максимилиан Громовержец.

– В какую корзину?

– В верхнем левом углу.

– Тут нет никакой корзины.

– А что там?

– Крестик.

– Ну значит, двигай на крестик.

– Так на крестик или в корзину?

– Ну если в углу крестик, то на крестик.

– Тогда я удалю весь файл, а мне надо стереть только вырезанный фрагмент.

– Да что-б тебя… Потом сотрешь! – почти заорал Максимилиан Громовержец.

– Нет, надо сейчас.

– Почему сейчас? Почему это надо делать именно сейчас?

– Потому что во всем должен быть порядок и последовательность. И ничего лишнего – лишнее портит. У меня уже столько лишнего накопилось… Почти все надо удалять. Я должен выбрать хорошие правильные кусочки, а остальное хочу сразу стереть. Что непонятного?

– Ты задрал со своим кино, Женя! – рычал однорукий, терзаясь дилеммой на кого направить меч. – Оставь все как есть, я потом тебе сам все откорректирую.

– Нет, ты не знаешь, как я хочу.

– Объяснишь. Слепим тебе кино, станешь суперграбителем. Станешь лучшим в своем деле, как тебе нравится. Только давай это делать не теперь, а после.

В конце концов красавчик Женя признал свое поражение в борьбе с видеоредактором, свирепо зарычал, водрузил камеру обратно на лоб, выпрямил объектив так чтобы он стал его третьим глазом и затянул липучки резиновых шнурков.

– Итак, давай с самого начала, – выдохнул он, окончательно поправляя камеру на лбу и целясь ею в Оксану Альбер, – говори, кто ты и что тебе известно о деньгах. Где они? У кого? Говори сюда.

– Куда «сюда»? – спросила Оксана.

– В камеру.

– Ты что, нарцисс, снимаешь фильм про себя любимого?

– Он снимает реалити-ограбление, – ответил за Женю его раздраженный соучастник с явно выраженным неудовольствием. Похоже было, что ему вся эта киносъемка изрядно надоела. Женя цыкнул на компаньона и велел женщине отвечать на заданные вопросы и для убедительности раскрыл ящичек для инструментов и достал один из двух пистолетов. Альбер хаотично размышляла над дальнейшими поворотами и однорукому Максимилиану Громовержцу пришлось угрожающе прикоснуться острием меча к ее пальто. Она почувствовала, как металл прорезал ткань и слегка ужалил ее в кожу груди. Меч был не бутафорским, от него веяло реальной древностью, самой настоящей античной археологией, которую Оксана почувствовала то ли носом, то ли кожей.

Набравшись мужества, Оксана Игоревна объявила двум охотникам за чужими рублями, что деньги из сейфа действительно были взяты главным бухгалтером и начальником производства, а она – менеджер по сбыту – была с ними заодно. Только у нее был дубликат ключей от сейфа. После опустошения сейфа они втроем почувствовали что-то неладное и разделились. Каждый из них троих разбежался по разным сторонам, утаился и сидит тихо не высовываясь.