И ни одного человека. Хотя нет… Никита встретил какую-то тетьку, наверное уборщицу, искавшую какого-то Леву. И еще с другой стороны цеха до него иногда доходили какие-то звуки, извещающие «орфеевского» разведчика о том, чтобы он не расслаблялся, оставался на чеку и следил за тем, чтобы больше ни попасться никому на глаза. Но если не считать самовнушаемого мандража и технофобии, то у Никиты пока все шло замечательно. За то недолгое время, что он переступил порог спящего цеха, он уже успел сделать несколько десятков фотографий поддонов с заготовками и несколькими станками, сделать кое-какие предварительные выводы о заказах и сроках изготовления, о проценте брака, который у Шепетельникова как всегда был значительно завышен. «Прекрасно, – думал Никита Вайнштейн, фотографируя целый поддон с бракованными приготовленными для распилки и уничтожения в топке дверей. Фотографии он немедленно отсылал по «Вайберу» своему начальству. – Они так и не следят за браком, так и не ведут строгий учет. Когда же Шепетельников поумнеет? Неужели он, как и раньше, просто вычитывает примерный убыток от брака и делит его на всех рабочих? Тогда получается нелогично по отношению к кочегару. Чем он больше распиливает и сжигает бракованных деталей и дверей, тем меньше у него зарплата, ведь с него тоже вычитают за общий брак».
На предприятии «Орфей» чьим резидентом был Никита Вайнштейн с самого начала была женщина из ОТК, которая вела строгий учет брака, на основании которого бухгалтерия высчитывала штрафной процент именно с того, по чьей вине был произведен брак. ОТК ставила свою печать и только после этого детали шли на утилизацию.
Вайнштейн, продолжая прятаться от случайных свидетелей, перемещался по заготовительному участку и фотографировал все что попадалось на глаза, включая четырехсторонний фрезерный станок с открытым электрическим щитком. Ему на глаза сразу бросились почерневшие оплавленные кабеля и провода и Никита мгновенно сообразил, что станок вышел из строя на несколько дней. Простой фрезерного станка чреват срывом дат выполнения заявок. Замечательно! Никита отослал фотографии станка на «Вайбер» и сразу получил ответ от начальника развития Владимира Нильсена: «Отлично, Никитос! Станку – крышка! Сейчас же свяжусь с поставщиками плат, заставлю их помедлить». Вайнштейн не мог ни на радоваться, особенно еще и тогда, когда вышел к самому крупному станку в цехе – горячему прессу. Он знал эту модель – ей было больше четверти века, ее купил еще Егор Васильев, когда «Двери Люксэлит» только начинали работать и уже тогда большой горячий пресс был старым и списанным с другой фабрики. Со временем Васильев планировал сменить его, приобрести новый, Шепетельников тоже давно поговаривал о необходимости поменять некоторое наиболее старое и проблематичное оборудование, но воз, как говориться, и по ныне там. То же самое и с формовочной пилой и рапидом. Вон они стоят – у одной расшатаны валы, у другого нужно менять всю электронику. Вайнштейн лишний раз порадовался, что работает на фирму, совет директоров которой не забывает о том, что железо подвергается элементарному износу, что на старом оборудовании с ограниченными возможностями очень трудно разрабатывать новые модели дверей. Поэтому, наверное, «Двери Люксэлит» последние годы топчутся на месте, а «Орфей» стремительно набирает бег. Нельзя всю жизнь делать одни и те же устаревшие модели дверей, какие бы хорошие они ни были. Люди привыкают к ним, заказчикам и покупателям хочется чего-то другого, современного, оригинального.