Гидра

Набрав в легкие воздух, Галя шагнула к трупу. Она подумала о мертвых, выброшенных на берег дельфинах. Абсурд! Это не море, а болото. И гладкой шкурой сходство неведомого существа с морским млекопитающим ограничивалось.

Галя вспомнила историю, рассказанную мамой много лет назад. В Одессе всегда хватало иностранцев, а та пара с соседней улицы, пожилой профессор института имени Мечникова и его сестра, – обрусевшие норвежцы. Ходили слухи, что в своей комнате в коммунальной квартире они практикуют запретные ритуалы. Судачили, что они – шелки, оборотни, умеющие превращаться в тюленей. Оба толстенькие, веретенообразные, приветливые. В сорок шестом черный воронок приехал за профессором. Норвежцы давно ожидали ареста. Накануне Черное море штормило, сила ветра достигала двадцати пяти метров в секунду по шкале Бофорта. Пострадали корабли, зимующие в Арбузной гавани…

Сотрудники госбезопасности не обнаружили профессора дома. По крайней мере, полностью не обнаружили. По комнате ползали две полые фигуры, полые руки тянулись к ошеломленным офицерам, в пустых глазницах краснела изнанка скальпа. Это была человеческая кожа, сброшенная беглецами. Мама пересказывала слова соседей: ползая по полу, кожа сухо шуршала и вырывалась, когда ее грузили в автомобиль.

Никто так и не узнал, куда делись норвежцы и что случилось с их кожными покровами.

На болоте Ямы она подумала о шелки, снявшем с себя человеческий облик, как снимают пальто или крайнюю плоть с головки. Но и скандинавским шелки дохлятина не была.

Глеб натянул на нос рубашку и тоже подошел к туше. Та оказалась меньше коровы, но больше осла. Определенно, очень сильная при жизни. И быстрая, судя по задним конечностям, сплошь состоящим из рельефных мышц. Холодок пробежал по Галиному позвоночнику при виде пальцев чудовища, устрашающих когтей, способных распотрошить жертву.

Шкуру дохлой твари покрывал белесый налет, вероятно, результат гниения. По ней ползали черные муравьи. Брюхо вздулось. Хвост у основания был толще мужского бедра, на конце – величиной с мизинец.

У твари отсутствовали передние лапы. Она не лишилась их в бою, такова была воля эволюции или безумных творцов. Галя подумала, что существо передвигалось, удерживая туловище параллельно земле, используя хвост как балансир. Динозавр! Вот на кого оно было бы похоже, только голова… Книги по палеонтологии, которые Галя читала в юности, не описывали таких ящеров.

Поначалу Галя решила, что у существа вовсе нет головы. Но присмотревшись… как же оно смердело!.. пришла к выводу, что черепная коробка прячется в ворохе этих щупалец. Щупальца валялись на траве грудой холодной вермишели. Длинные, с осьминожьими присосками. Где-то в их мерзкой массе прятался рот существа. Зубастая пасть… Галя была уверена: перед ней – хищник. И зубы должны соответствовать дьявольской наружности.

Монстр с головой из щупалец. Порождение Ямы. Едва заметная складка в узком промежутке, где шея практически сразу переходила в отростки. Это опущенное веко! А дырка выше – чтобы слышать добычу.

Внезапно звуки окружающего мира – шорох листвы, щебет птиц – сделались громче, объемнее, будто из ушей Гали пропали пробки, какие возникают в самолете, на высоте.

– Его застрелили, – сказал Глеб.

В шее чудовища зияло опаленное по краям отверстие.

– Как думаешь, что это?

– Не знаю, но надеюсь, оно – последний представитель своего вида.

Галя ойкнула и заозиралась. На болотах шевелилась осока. Образы притаившихся родственников твари когтями царапнули нутро.

– Убираемся, – распорядилась Галя.

Глеб не спорил. Вонь дохлятины была удушающей, казалось, ею насквозь пропиталась одежда.

«Контрастный душ после замечательных поцелуев».

Оступаясь и чавкая текучей глиной, Глеб и Галя взбежали на твердую гривку, ведущую обратно к срубу. В этот момент из-за сруба вышла сгорбленная старуха. Галя вскрикнула и вцепилась Глебу в плечо.

Старуха была безобразна – вылитая Баба-яга с книжных иллюстраций. «Нет, – подумала опешившая Галя. – Издательства отвергли бы такой рисунок, он точно не предназначался бы для детской аудитории».

Старуха опиралась на каноническую клюку. Домотканое платье из черного сукна износилось до состояния ветоши. Волосы превратились в птичье гнездо, спутанные с ветками в неразделимый уже ком стекловаты. На груди старухи висел, пуская солнечные зайчики, крупный диск из потрескавшегося металла. Такие же тарелочки, но поменьше, свисали с кожаных ремней, которыми старуха обмотала свои предплечья и плечи поверх рукавов. К поясу были прилажены многочисленные кисеты чуть ли не из бычьих пузырей.

Лицо старухи, грубое, коричневатое, изрезали вдоль и поперек морщины. Галя никогда не видела у человека такой кожи: выдубленной, твердой на вид, местами даже ороговевшей. Возраст женщины пугал.

Пугали ее ледяные глаза, настолько светлые, что Галя подумала о катаракте. Но старуха отлично видела чужаков.

А сильнее всего пугало отсутствие у старухи носа. Над запавшим ртом чернели отверстия, разделенные хрящом перегородки. Если и было на свете место для таких страшил, то здесь, в Яме, подле гниющего монстра.