Галя оседлала Глеба. Покусывала его губу, гладила лицо, откидывалась, чтобы посмотреть на него серыми глазами. Его руки стали увереннее, настойчивее, наглее. Он покрыл поцелуями щеки и шею, сосредоточился на шрамах – правый, левый. Галя порывисто вздохнула, царапнула ноготками его затылок.
– Еще.
Он дал ей еще. И еще. Шрамы пульсировали, будто бы легонько толкались в губы.
– Очень хорошо, – прошептала Галя. Он вспомнил, как она целовалась с Тихоновым в финале «Яддит-Го, прощай»: благопристойный поцелуй в рамках дозволенного цензурой, но ревность полоснула по сердцу.
«Моя, – подумал Глеб. – Только моя, слышишь?»
В запале страсти он осознал, что касается ее груди. Испугался: перешел грань, все испортил! Но вместо того чтобы взвиться, отвесить пощечину, Галя шепнула ему в ухо:
– Расстегни.
– Что? – спросил он сипло.
– Пуговицы сзади.
«Я сплю!»
Это был не сон, во сне он справился бы с задачей. Пуговицы противились неуклюжим пальцам.
– Не судьба, – сказала Галя.
– Судьба! Сейчас, сейчас…
– Я помогу, – засмеялась она. Закинула за спину руки. Он любовался, боясь дышать.
– Вот так. – Галя обнажила усеянные родинками хрупкие плечи, расстегнула лифчик и спустила его вместе с сарафаном к животу. Грудь потянулась за чашечками и подпрыгнула вверх, освобожденная.
Он никогда не видел таких идеальных форм. Словно два крупных и спелых яблока, белый налив. Припухшие светло-розовые соски выступали над поверхностью, как маленькие шапочки. Голубоватые вены пронзали ареолы.
Белизна грудей ослепила Глеба. До смерти хотелось узнать, какие они на ощупь, а Галя не возражала, ждала, прикусив губу. Он накрыл груди ладонями. Мягкие и эластичные. Галина кожа отреагировала пупырышками. Соски доверчиво ткнулись в линии жизни и затвердели, подобрались, вытянулись упругими конусами. Он по очереди подержал их во рту. Галя заурчала. Но когда он попытался проникнуть под подол сарафана, легонько хлопнула по руке.
– Там – нет.
– Почему?
– Почему? – переспросила она. – Потому что я не хочу заниматься
– И не делай мне драму. Ты сколько еще здесь пробудешь?
– Две недели…
– Ну, две недели я тебя как-нибудь дождусь, а?
– Так мы увидимся? В Москве?
– А ты как думал? Поматросил и бросил? – Галя насупилась и подвигала бедрами. – Это что?
– Где?
– Вот тут. – Она указала на его ширинку.
– Ничего… – И не успел Глеб опомниться, как Галя сунула руку ему за пояс, отщелкнула пуговицу и вынула из трусов напряженный член.
– Ничего? Это ты называешь «ничего»? – Ее глаза заблестели лукаво. Глебу казалось, сердце вот-вот прошибет ребра. В голове стучало. Как загипнотизированный, он смотрел вниз, на пальцы, деловито окольцевавшие его естество. Словно изучая новую игрушку, Галя надавила большим пальцем на уздечку члена и растерла вытекшую каплю смазки по разбухшей головке.
– Значит, тебе можно, а мне нет? – спросил Глеб.
– Именно так, – подтвердила она. – Как ты это делаешь?
– Что?
– Ты меня понял. Как вы, мальчики, это делаете?
– Я не онанист! – обиделся Глеб.
– Я не онанист, я коммунист, – передразнила Галя. – Так как? Колись?
Он взял ее за запястье.
– Так?
– Да, – простонал он.
– Вот так?
– Да!
– Не больно? Мне остановиться?
– Нет, пожалуйста, нет!
– Фу! – Галя отпустила член и прижала ладонь к лицу.
– Что? – испугался он. – Что я сделал? – Ветер пошевелил осоку, меняя направление, обдавая людей вонью мертвечины. – Фу! – воскликнул Глеб, зажимая нос.
Они вскочили, Глеб упаковал в трусы ноющий, осиротевший без нежных пальцев член.
– Какая гадость! – прошипела Галя. – Помоги застегнуть. – Она подставила спину.
– Наверное, дохлый лось, – сказал он разочарованно. – Готово.
Ветер утих, чертовой вони как не бывало.
– Продолжим в Москве, – сказала Галя и чмокнула Глеба в щеку. – Мне очень понравилось.
– И мне. Может быть, после ужина…
– Что за черт. – Галя скривилась. Снова этот запах.
– Что-то большое, – сказал Глеб, делая шаг навстречу ветру.
– Не говори, что ты…
– Одним глазком.
– Ты слишком любопытный. Ты в курсе?
Глеб обогнул сруб. Ольховый кустарник таинственно покачивал ветками. Впереди простиралась топь. Зыбкая масса таилась под травкой. В топи разлагался труп. И это был отнюдь не лось.
– Какого черта? – пробормотала Галя. Глеб вздрогнул – Галя подошла неслышно.
Перед ними лежало существо, которого не могло существовать в природе, если бы не Сдвиг.
Глава 25
Находка – и запах, источаемый находкой – выветрила из Галиной головы мысли, витавшие там пару минут назад, все волнения рационального толка. Только что она сидела полуголая на Глебе, разрешала, едва ли не приказывала сосать свои сиськи. Держала в руке его пенис, как последняя потаскуха. Сама промокла внизу и пульсировала от возбуждения.
Она перегнула палку? Погорячилась? Выставила себя доступной девицей? Что он о ней подумает? Ему понравилось, как она?..
Все эти вопросы испарились, остался один: какого черта?