Гидра

– Это я, – улыбнулась Галя, присаживаясь на край лежанки. Глеб последовал ее примеру.

– Да я «Двадцать тысяч лье под водой» наизусть знаю! Вы жену профессора Аронакса играли! А правда, что «Наутилус» в фильме был настоящим?

– Нет, милый, – разочаровала поклонника Галя. – Это несколько макетов разной величины.

– Жаль… – Он посмотрел на Глеба. – А вы матрос?.. Франсуа? Нет, не похожи…

– Я там не снимался, – сказал Глеб. – Я вообще не актер, я журналист.

– Что же вы делаете в Яме?

– Ух, долгая история. Я – кстати, я Глеб – пишу статью про лэповцев, а Галя выступала для строителей плотины, но застряла здесь из-за поломки вертолета…

– Так вы и есть та московская знаменитость, которая должна была у нас выступить!

– Ты – работник ГЭС?

– Да. С «Ласточки» я, с земснаряда. Заяц. – Он хлопнул себя ладонью в грудь.

– Почему Заяц?

– Бегаю быстрее всех. Это ведь с вашей помощью, Галина, я убег. Конвой был занят организацией концерта…

Глеб поджал губы. Галя знала, что у него на уме. Мальчик, выходит, беглый зэк. Такой юный, милый… А что им делать?

– Можно взглянуть на твои раны? – попросил Глеб.

– Боевые! – Заяц скинул одеяло. Он был гол по пояс, грудина обмотана тряпьем, импровизированными бинтами из грязной шали и бересты.

– Мамочки! – воскликнула Галя. – Это же антисанитария!

– Э, нет, – сказал Заяц. – Это – волшебство. – Он повернулся вполоборота и позволил Глебу отклеить «бинты» от тощей спины. – Мазь вонючая, – предупредил. – Но я привык.

Спину Зайца избороздили длинные раны, как следы от шпицрутенов. Они уже затягивались, лоснясь слоем жирной мази.

– Больно?

– Щиплет немного.

Глеб вернул тряпье на место. Заяц подтянул одеяло к подбородку.

– Кто тебя так?

– Вы не поверите, Галин.

– Ты был заключенным? – спросил Глеб мягко.

– Нет, – улыбнулся Заяц. – То есть был, но не таким, как вы думаете. Я из вольных, приехал по собственному желанию расчищать карту намыва. Все было хорошо весной. Тяжело, но хорошо. У нас команда – лучшая. Егорыч, багермейстер… мужики… А потом Золотарев захватил в поселке власть.

Глеб и Галя переглянулись.

– Знаете его, да?

– Редкостный ублюдок, – сказала Галя.

– Хуже Гиммлера, – сказал Заяц. – Но он не просто ублюдок. Он как… как колдун. Бабушка Айта тоже колдунья, но она хорошая. Золотарев – злой колдун.

Не такими представляла себе Галя колдунов, но поверила мальчику сразу.

– Кто он? – спросила она.

– Уголовник. Был на побегушках у начальства, но в июне что-то случилось… Это вам бабушка Айта лучше расскажет. Он подчинил себе всех… каждого по-разному. Видели Ярцева?

– Да…

– Странный тип?

– Очень.

– Ярцев – марионетка Золотарева. У него много марионеток: конвоиры, капитан Енин. Стешка с ним, но она не такая, как другие, она – как Золотарев, начальница. Сука, садистка…

– Я не понимаю… – замотал головой Глеб.

– Думаете, я сам все понял? Слыхали про зомби? В «Вокруг света» статья была. Ну вот, гаитянские колдуны лишают людей воли, превращают в рабов. Золотарев как-то научился такому. Ярцев, Енин – они не личности уже, они роботы!

Галя вспомнила прием у Ярцева, бессвязный бред, который нес начальник конторы, включаясь по указке Золотарева. Вспомнила она и лунатика-капитана, и конвоиров, механически выполняющих команды.

– Марионетки, – сказал Заяц, – уничтожили три четверти строителей.

– Уничтожили? – подскочила Галя.

– Их расстреливали на наших глазах. – Заяц опустил взгляд. – И продолжают расстреливать, пока мы тут точим лясы, пока я прохлаждаюсь и чаевничаю с бабушкой Айтой. – От стыда его исцарапанное лицо побагровело.

– Скольких они убили? – тихо спросил Глеб.

– Не знаю… больше трех сотен точно… зэков, специалистов, женщин-арестанток… какие три? Четыре!

– Четыреста человек?? – Цифры не умещались в Галиной голове.

– Там – Освенцим, – сказал Заяц. – Считайте, повезло, что мы на этапе земляных работ, а ставили бы уже плотину, сколько б там людей было? Сколько жертв? Пять, десять тысяч?

– И об этом ничего не знают на материке?

– Думаю, Ярцев хлопочет, чтоб не узнали. Строчит отчеты. Мы – на краю мира, сюда комиссии просто так не приедут. По-моему, в Москве были заранее готовы к тому, что из Ахерона вылезет какой-нибудь крокодил да слопает всех. Потому и ограничили до минимума количество строителей…

– Но зачем Золотареву эти убийства? Чего он добивается?

– Он жертвы приносит, – ответил Заяц. – Он шогготов кормит.

– Шогготы? – порылась в памяти Галя. – Антарктические звери?

– Это я их так называю. Потому что у них морда вся в щупальцах…

– Хвост, как у ящера, и нет передних лап?

Заяц уставился на Глеба.

– Вы встречали шогготов?

– Нашли одного на болотах… дохлого… его кто-то застрелил…

Заяц расцвел:

– Кто-то? Да это я страшилище хлопнул! Из маузера! Он-то меня и подрал.

– Ты убил эту тварь? – восхитился Глеб. – Молоток! А я ведь слышал выстрелы! Работал на утесе и слышал!

Заяц был польщен.

– И шоггота, и марионетку-сержанта. Он когда помер, сержант этот, у него изо рта пиявка выползла. Я вот думаю, может, эта пиявка как-то контролировала его волю?

– Их много? – спросила Галя, скованная липким страхом. – Таких существ со щупальцами?