Гидра

Грянул выстрел. Приклад толкнул в плечо. Галя засмеялась.

– Ну я и мазила.

– А как вы думали? Ни с первого, ни с десятого раза не попадете.

– Мне нравится, как пахнет порох. Можно еще?

– Вам все можно.

Галя затаила дыхание.

«Бездетная дрянь. Зря я тебя не бил. Знаешь, кто ты? Ты…»

Картечь издырявила пень, раскидала труху. Заткнула Кеше пасть.

– Вот это да! – воскликнул Вася. – Вот это по-нашему.

– Со второго дубля!

– Продолжайте.

Место Кеши занял Золотарев.

«Наше вам! Товарищ артистка, не губи…»

Выстрел попал в яблочко, в пень, в крысиную морду Золотарева. Вася аплодировал. Галя размяла плечи, встала поудобнее. Новый враг вырос на поляне. Саврасов в костюме Отелло.

«Молилась ли ты на ночь Дагону?»

Галя раздосадовалась, промахнувшись, но пятый выстрел отправил Саврасова на дно океана и расщепил пень. Из него полезли сердитые жуки.

«Мстительная же я все-таки бестия». Это было и комплиментом, и констатацией факта.

– Ну вы даете, Галя. А говорят, не женское дело.

– Главное – вскидка! – Галя вернула Васе ружье. – И толковые учителя.

Улыбка вдруг сползла с Васиных губ. Галя давно согрелась, а Вася, наоборот, подрагивал. И напряженно смотрел на Галю.

– Что-то случилось?

– Он вам не пара.

У Гали отвисла челюсть.

«Вот это новости! Ну я и дура слепая!..»

– Кто? – чтобы потянуть время и прийти в себя, спросила она.

– Журналист. Он хороший, но он вам не подходит. Неженка он и слюнтяй.

– Вот как вы про друзей, – вспыхнула Галя. – А Глеб вас все нахваливает.

– Галина, я же не враг ему. – Вася шагнул к Гале, но она отпрянула. – Здесь же тонкие материи. Чувства. А вы говорите про человека, которого я десять дней знаю.

– Это вы о нем заговорили, – холодно возразила Галя.

– Не упрекайте меня. Я говорю, что вижу. С журналистом – что? С ним о стишках поболтать, о кино. А я, может, больше него фильмов смотрел. Не для жизни он. Вам нужен надежный, работящий, чтоб никогда не гулял, чтоб ни на кого, кроме вас, не смотрел, глаз отвести не мог.

– И кого же вы мне сватаете?

– Ну что ты как маленькая. – Вася наконец перешел на ты. – Не глупая ведь баба.

– Выходит, глупая. Была бы умной, не поперлась бы с полуголым мужиком по мишеням стрелять. Думала, вы от чистого сердца.

На душе скреблись кошки. Вскипала злость. Надо же, так испортить момент триумфа!

Вася развел в стороны мускулистые руки.

– Вот мое сердце. Оно с тобой говорит. Как бубен манси. Ну что во мне не так?

– Во-первых, переизбыток тестостерона. Нет, это все-таки во-вторых. Во-первых – вы людей за спиной поливаете грязью. Непорядочно, товарищ Слюсарев.

Руки опали. Краска залила веснушчатое лицо бугра.

– Простите меня.

Галя размышляла несколько секунд, успокаивалась.

– Вот как мы поступим. Этого дурацкого разговора не было. Отмотаем пленку назад, режиссер монтажа вырежет неудачную сцену. И больше мы к этому не возвращаемся. Забили?

– Забили, – вздохнул Вася, отводя взгляд. – Не говорите ничего Глебу.

– Знаете такое французское слово «дежавю»? Все вы глупости какие-то делаете, а потом: никому не говори. – Она махнула рукой и пошла к лагерю. – Не скажу, не бойся. Пускай думает, что ты – друг.

– Да друг я, друг, – пробормотал Вася.

Глава 23

– Хозяин, хозяин! – Начальник конторы бежал по улице, поднимая клубы пыли. Он размахивал зажатой в кулаке телеграммой. – Хозяин, скорее!

Стешка вытянула шею, вслепую ударила тесаком, обезглавив тайменя. Всадила лезвие в столешницу, вытерла о фартук испачканные рыбьей кровью ладони.

В окне увеличивалась несуразная фигура Ярцева.

– Чего орешь? – рявкнула Стешка.

– Хозяин!

Стешка убрала с губы чешую и поспешила на улицу. Ярцев споткнулся о камень, упал и снова встал. Его костюм пропитался потом и грязью. Шутки ради Золотарев назначил бывшего начальника еще и лагерным поваром. Дистанционно разобравшись с материковыми инстанциями, Ярцев чистил для рабов гнилую картошку и варил из рыбьих внутренностей суп. Золотарев находил это крайне забавным. Ночевал Ярцев в здании конторы. Стешка перебралась в его покои.

– Ну что там стряслось?

Ярцев проигнорировал Стешку. Подтянул спадающие штаны и ринулся к избе Золотарева.

– Заступница, сохрани, – прошептала Стешка, направляясь следом. За Ярцевым она вошла в избу. Под ногами зашелестели выдранные с мясом книжные страницы – Енинская поэзия. Золотарев овдовел дважды: первый раз – когда замучил любовницу Дуньку, второй раз – когда Стешка заставила конвоиров похоронить разлагающийся труп. После того как Золотарев, наклюкавшись, пошел купаться и едва не утонул – вместе с матушкиным приданым, вместе с пиявицами, – Стешка объявила в поселке сухой закон. Матушка ее поддержала. Теперь, припадая к бутылке, Золотарев подвергался атакам страшной мигрени. Ни половых излишеств, ни алкоголя у бригадира больше не было. Постись, окаянный.

Золотарева они застали в кабинете. Сидя на стуле, он брил голову опасной бритвой. У ног стоял таз, в тазу валялся помазок. Золотарев покосился в зеркало на визитеров.

– Чуть не порезался из-за вас. Что за шум, а драки нету?

– Вот. – Ярцев вручил ему телеграмму. – Из Москвы.

– Из Москвы…