Гидра

Воспоминания об озерце заставили сдвинуть ноги, блокнотом он прикрыл ширинку.

– О чем замечтался? – спросил Вася.

– Кваса охота, – сказал Глеб.

– Вася знает, как навсегда отвадить от кваса, – пробормотал Корсар.

– И как?

– Да был один случай в моем родном Норильске.

– Расскажешь? – Вася был кладезем баек.

– А что рассказывать? Автоцистерну видел?

– Само собой.

– Они у нас появились в прошлом году. Квас местного производства, бывает хвойный, бывает – хлебный. Хвойный от цинги хорош, но хлебный вкуснее. Я у стадиона частенько его брал. Но это история про другую цистерну, про ту, что возле старого рынка стояла на улице Кирова.

Глеб сел поудобнее, слушая.

– К той цистерне всегда тянулась очередь. Новички так пробу снимали: дегустируют, на лицах удивление, допивают залпом, берут добавку. Квасок кисло-сладкий, сильно ржаной, чуть-чуть ягодный, мигом утолит жажду.

– Еще сильнее захотелось, – облизнулся Глеб.

– Ты погоди, – посоветовал Корсар.

– Лила квас тетя Нахав. Кто по национальности – хрен поймешь. Большая баба в белом халате. Дергает кран, пенится эта, значит, золотистая, с коричневым оттенком водица. Ей – копейки, она вам – запотевшую пивную кружку или граненый стакан. И был там малец – Жора. Моего однокашника племяш. Полюбил он квас, за уши не отдерешь. Но однажды, – понизил голос Вася, – в Норильске начали пропадать люди. Соседи Жоры. Его приятель ему как-то сказал: «Ты к тете Нахав не ходи, она ведьма, живет в цистерне, а весь пивзавод, который квас производит, на услужении у Черного человека». Слыхали про такого?

– Который Есенина повесил.

– Он. Короче, Жора приятелю не поверил, у приятеля бабка была с приветом, все внуку запрещала. Петушки на палочке нельзя – их цыгане делают. Колбасу нельзя – ее варят из собак. Гречку жри. Будет ядерная война – гречка от лучевой болезни защитит.

Жора решил: про ведьму приятель от бабки услыхал. Но вскоре пропал и приятель. И, мало того, Жора с его бабушкой пересекся в очереди за квасом. Спросил, как идут поиски. А бабка так себя повела, словно вообще не поняла, о ком речь, словно забыла про внука. Жоре не по себе стало. А тут еще тетя Нахав… ополаскивает стаканы и смотрит на Жору пристально. Глаза мертвые. И нахваливает: свежий квасок! Холодный квасок!

– Щас будет самый смак, – сказал Корсар, закидывая в рот жевательную серу.

– Родители Жоры тоже на квас подсели. Все окрошку лопают и отрыгиваются. – Вася продемонстрировал, как именно. – И по пять раз на дню посылают сына к цистерне. А там очередь до пожарки. И никто не болтает, молча ждут, физиономии зеленоватые… А тетя Нахав зубоскалит, довольная, как клоп. И цистерна словно больше стала… Жоре страшно, подмывает сбежать, но жажда сильнее. Кваса охота… Дома Жора в бидон шестилитровый заглянул. А на поверхности кваса волосы плавают. Жору тут же стошнило. Опарышами!

– Я как-нибудь без кваса обойдусь, – сказал Глеб.

– Жору родители не слушали, – продолжал Вася. – Ему только дядька поверил – мой однокашник, потому что однокашник у тети Нахав не отоваривался. Но он тогда жил в другом городе, по телефону не поможешь.

А вскоре и родители Жоры, и сам Жора пропали. Только говорят, кто-то видел, как в ночь их исчезновения по Кирова шла автоцистерна. Сама по себе шла, а на ней, словно возница, сидела тетя Нахав. Как бы там ни было, – подытожил Вася, – с той ночи ни ведьму, ни цистерну больше не видели. Люди, пристрастившиеся к ведьмовскому квасу, умерли от разных желудочных болезней, а пивзавод наш закрыли, и директора расстреляли. Они действительно поклонялись Черному человеку. В резервуарах нашли чью-то ногу и червей величиной с сосиски. Вот так.

– Кваску? – предложил, ухмыляясь, Корсар.

– Ни в жизнь, – замотал головой Глеб.

– Обожаю эту историю, – сказал Корсар. – Только ты, Вась, когда про окрошку говоришь, уточняй, что она на квасу.

Вася внимательно оглядел подчиненного.

– А, простите, на чем же еще ей быть?

– На кефире.

– Окрошка на кефире? Я тебя уволю, Корсар.

Скрипнули дверцы балка. Вышла Галя с двумя алюминиевыми тарелками. Над тарелками вился пар.

– Мальчики, перекусите.

– Щи! – воскликнул Корсар.

– А мне? – привстал Глеб.

– А ты трудился, лодырь?

– Вот! – Глеб показал исписанный блокнот.

– Уговорил, и тебе тоже.

– Алло, мам. – Корсар поднес к уху деталь трансформатора. – Да, нормально. Мне тут щи Галина Печорская сварила.

Все рассмеялись. Вскочил Блох – проверить, что вкусненького подают.

– Перерыв, – сказал Вася. – Поем и сгоняю в Рубежку за машинным маслом.

– Давайте я съезжу, – предложила Галя.

– На чем?

– На мотоцикле.

– А ты умеешь? – Глеб хлопнул себя по лбу. – «Полный бак»! Отличный фильм!

– Фильм – чушь. Но я для съемок два месяца училась водить. Заодно куплю сухие сливки.

– А мне с тобой можно? – поднялся Глеб.

– Куда тебя девать! Пошли.

«Ковровец» рычал и норовисто дергался под весом наездников. Галя сдвинулась почти на бак. Жесткая рама колотила Глеба по заднице.

– Держись крепче! – крикнула Галя.

– Держусь. – Он сцепил руки на ее животе, замлел бы, но слишком уж лихо скакал мотоцикл по колдобистой гравийке. Волосы Гали щекотали нос. Пахли так сладко.