Гидра

– Кончен день забав! Ваше упорство есть следствие бессистемности в работе партийной организации. Требуется большая сознательность, товарищи, большая бдительность с вашей стороны, пусть пыжится милитаристический запад, – и, не меняя интонаций, – если вы станете сопротивляться, мы будем убивать по человеку каждые десять секунд. Раз.

Взгляд Гали заметался по нарам, спальникам, бочонкам и остановился на зачехленном ружье Слюсарева, висящем у печки.

– Два…

– Зачем вы это делаете, сволочи? – вскричал кто-то из лэповцев.

– Три…

Патроны нашлись здесь же, в подсумке. Галя удивилась тому, что ее руки совсем не дрожали. Словно глядя на саму себя со стороны, с безопасного расстояния, она потянула за флажок, переломила ружье и заправила в ствол патрон с дробью – все, как учил Вася.

– Восемь…

Галя подбежала к выходу из палатки и протаранила телом завесу. Ей повезло: сезонники разошлись в две стороны, как море перед Моисеем, и не закрывали собой Ярцева.

– Десять. – Начальник конторы посмотрел на Галю. – Ах, вот вы где, Галина Юрьевна!

Галя вскинула ствол и плавно спустила курок. Хлопнул выстрел, стер ухмылку с губ юера. Были марионетки котлована живыми мертвецами или нет, но они явно ощущали боль. Вскрикнув, Ярцев схватился за продырявленное плечо. Его янычары стали поворачиваться к палатке.

Галя, метившая в сердце, успела подумать: «Я сделала только хуже».

В следующую секунду Глеб метнул топор. Обух ударил конвоира в локоть и сбил прицел. Как по команде, лэповцы бросились на врага. Раздался еще один выстрел, но пуля ушла в землю. Невесть откуда взявшимся ломом Вася Слюсарев проломил тощему конвоиру висок. Издав первобытный рев, бурильщик Церцвадзе подхватил топор и вогнал лезвие меж глаз другого юера – так глубоко, что черепная коробка почти развалилась надвое. Третий солдат отступал, пытаясь выгадать расстояние для выстрела, но Муса подставил ему подножку, а подоспевший Глеб вцепился в ствол винтовки и рывком обезоружил гада. Солдат упал и заворочался, как навозный жук. Его накрыл своей тенью Вася.

– Друзей наших убил, мразь?

Вася поднял двумя руками лом и опустил его, как копье. Острый конец железяки прошел сквозь глазницу в мозг конвоира. Рядом закряхтел мотор, грузовичок дал задний ход.

– Ловите его! – крикнул Муса.

Никто не заметил, как раненый Ярцев выскользнул из толпы. Скалясь, он рулил здоровой рукой. В грузовик полетели плахи и доски, мужчины ринулись по делянке, но Ярцев утопил педаль газа и резко понесся вперед. Лэповцы кинулись врассыпную, убираясь с дороги. Кто-то успел бросить камень, боковое стекло лишилось прозрачности. Автомобиль проехал, круша ящики с оборудованием, и скрылся в облаке пыли.

– Вот подонок! Убег!

Галя обронила ружье и нашарила рукой опору. Голова закружилась после выплеска адреналина. Она свалилась бы, если бы не подбежавший Глеб. В его объятиях Галя почувствовала себя ребенком.

– Ты нас спасла. – Глеб гладил ее по волосам и покрывал поцелуями щеки и лоб. – Как ты его! Бах! И мы сразу – на!

– Я домой хочу, – сказала Галя, прижимаясь к Глебу.

– Скоро будем дома, – утешал он. – Я тебя на свидание приглашу, пойдешь?

– Пойду…

Галя отлепилась от груди Глеба, утерла слезы и оглянулась. Лэповцы сняли головные уборы и окружили тела своих товарищей.

– Седой… Серега… Как же так?

Церцвадзе встал на одно колено и поцеловал Блоха в нос.

– Прощай, друг.

– Ничего, пришлепнут гадючье гнездо, это мы вам, пацаны, обещаем.

Муса наклонился, чтобы закрыть мертвым веки.

– Дывиться, хлопци! Дидько, що за?..

Лэповцы посмотрели туда, куда указывал трелевщик Бондарь. Глеб и Галя, держась за руки, подошли к толпе. Все взгляды сосредоточились на убитых конвоирах. Галя не желала видеть вытекшие мозги и желеобразную жидкость на ломе, воткнутом в голову солдата, но и глаз отвести не могла.

Раздвигая бескровные губы, из мертвых ртов выползали жирные черные пиявки. Лишившиеся дома, они вяло извивались на трупах, а затем замирали и усыхали. И уже не шевелились, когда Муса, орудуя щипцами, отнес их в кострище, полил бензином и чиркнул спичкой.

Глава 30

Трупы они уложили на брезент: отдельно – павших товарищей и пса, отдельно – юеров. Юеры тоже когда-то были нормальными людьми, обыкновенными вохровцами, возможно, они даже жалели зэков и не проявляли к ним жестокости; у них были семьи, возвращаясь домой, они играли с детьми и жаловались женам на волчий труд. Ни одному из них не было и тридцати. Яма распорядилась по-своему. Как в дурной сказке, написанной морфинистом, лесной холм заговорил с Золотаревым, и в организмах вохровцев очутились пиявки, подчинившие их волю и превратившие сотрудников ИТЛ в безмозглых убийц. И, понимая все это, Глеб не находил в душе сочувствия к мертвым солдатам. Ему было до слез жаль парней, попытавшихся отбить у юеров Галю. Их и несчастного Блоха.