Другому правдолюбцу – инструктору парткома НКВД УССР Якову Ивановичу Навольневу, собравшемуся «выносить сор из избы», повезло несколько больше. 26 января 1937 г. он попал на прием к Балицкому, чтобы согласовать свое выступление о недостатках работы партийной организации республиканского наркомата. Вот что потом вспоминал Навольнев: «Балицкий вначале меня встретил любезно, подал мне руку, пригласил сесть. В начале беседы я просил Балицкого расценить мой приход к нему, как к руководителю с целью помочь мне разрешить все вопросы, наболевшие за все время пребывания в коллективе, разрешить только в интересах партии.
Беседа начала протекать хорошо. Я, набравшись смелости и мужества, излагал факт за фактом логично, и дальше я интуитивно почувствовал некоторую незаметную перемену в глазах Балицкого и наконец, когда я начал излагать факт о том, что парткомитет бедствует с помещением, что ввиду ремонта клуба, где находится парт-комитет, совершенно невозможно работать и что парткабинет закрыт уже восемь месяцев из за отсутствия помещения, а наряду с этим для женсовета выделили и обставили три комнаты и женсовет претендует еще на две комнаты, он, Балицкий, с ехидной усмешкой заявил: “Вот как, хорошо, мы сейчас проверим”. Снимая трубку телефона, вызвал Циклиса и спросил: “Циклис, помещение парткомита готово?” Не знаю, что ему ответил Циклис, после этого Балицкий мне заявил: “Хорошая Вы штучка! Так! Так! Обманывать меня пришли?”. И после, уже в разъяренном, как зверь состоянии начал задавать мне вопросы, взяв карандаш, записывая в блокнот: “Фамилия Ваша? Откуда Вы родом? Кто Ваш отец? Кто Ваши братья? Где Вы работали и с кем? Кто Вас перетащил в Киев и когда?”. Я страшно испугался, но все же, не теряя самообладания, давал четкие ответы на все вопросы. И после, снова последовали крики на меня, а особенно после того, когда я сообщил, что я работал 12 лет в партийных аппаратах Сталинского и Киевского Окружкомов и Обкомов КП/б/У. Он вскрикнул: “С троцкистами якшались? Мы знаем откуда это идет. Склоку в НКВД хотите затеять? Я тебе покажу склоку! Мы все проверим! Мы тебе покажем какая ты троцкистская штучка!” Сейчас же нажав кнопку звонка, дал распоряжение Шифману (младший лейтенант госбезопасности Ц. М. Шифман работал в секретариате НКВД УССР. –
Через несколько минут все появились и Балицкий им заявил: “Вот послушайте какая это штучка! Ваш инструктор пришел разрешения просить на критику! Слушайте! Слушайте! (обращаясь ко мне) Продолжайте! Все снова начните!” Я в чрезвычайно тяжелом состоянии начал снова излагать все то, что излагал Балицкому. Все присутствовавшие – Кацнельсон, Карлсон, Крауклис, Стрижевский, Циклис (кто еще не помню) слушая меня бросали реплики возмущения.
Кончилось это тем, что Балицкий дал указание завтра же созвать закрытое заседание Парткомитета и разобрать все указанные мною факты. Я же, еле стоя на ногах, пытался доказать происшедшую ошибку и свою правоту, что я это сделал только в интересах партии, принося Балицкому извинение.
С этим я покинул кабинет Балицкого. Выйдя из кабинета я разрядился[1011] слезами как маленький ребенок» [1012].
На следующий день в 12 часов дня состоялось заседание парткома НКВД. Открывая его, секретарь парткома Я. К. Крауклис заявил: «Заседание созвано для рассмотрения заявления инструктора Парт-комитета Навольнева, который вчера был у наркома Всеволода Аполлоновича Балицкого и хотел его спровоцировать»[1013]. Разбирались четыре с лишним часа. Инструктор признал свои ошибки, с критикой больше не выступал, но все равно был изгнан из НКВД. Л. И. Стрижевский переговорил с заместителем наркома здравоохранения А. О. Броневым, после чего Я. И. Навольнева направили директором санатория «Харакс» на южном берегу Крыма [1014].