«Гильотина Украины»: нарком Всеволод Балицкий и его судьба

1 июля 1937 г. Наум Рубинштейн написал заявление Николаю Ежову, в котором сознался, что родился в 1897 г. в Севастополе, а не в 1890 г. в Одессе, как писал раньше, что партбилет, выданный якобы в мае 1917 г., получил незаконно в Киеве в 1919 г. и что в 1920 г. вступил в брак по религиозному обряду[1134]. К этому еще добавил, что «вел все время развратный образ жизни, не чурался для половой жизни проституток. Пьянствовал, и в пьяном виде появлялся в публичных местах»[1135]. Обвинил он в разврате и своего бывшего руководителя: «Каждую пятидневку устраивались грандиозные кутежи в доме отдыха “Дедовщина” и на увеселительном судне “Днепр”. В этих пьянках принимало участие наше активное ядро – Балицкий, Кацнельсон, я, Чирский, Крауклис, Семенов, Циклис, Бачинский, Письменный и прочие. Иногда в пьяном виде появлялись в городе. В 1936 г. летом вся эта компания в пьяном виде поехала машинами в Чернигов, где продолжилась попойка у Тимофеева. Во время выпивок и гульбищ были женщины – жены сотрудников и приглашенных. Сам Балицкий открыто сожительствовал с женами Евгеньева, Шарова, Тимофеева, Чирского и других. Поездки на “Днепре” превращались в настоящие оргии.

В Киеве существовали притоны и “малины”, которые посещались руководящими работниками НКВД. Слышал, что такие “малины” есть на Подвальной и по Житомирской, к которым был близок Письменный. Письменный был наиболее развращен, имел большое количество женщин в самых разнообразных слоях, и Балицкий на этой почве был наиболее всего тесно связан с Письменным. Характерно, что Оперативный отдел поддерживал логово Аренштейн, прозванной “бабушкой русской проституции”. Аренштейн – близкая родственница расстрелянного троцкиста Ахматова (речь об уже упоминавшемся Л. С. Ахматове – бывшем начальнике отдела трудовых колоний НКВД УССР. – Прим. авт.). В этом притоне бывали очень ответственные работники, туда доставляли любых женщин. Соколов (речь идет о П. Г. Шостак-Соколове. – Прим. авт.) мне сообщал, что этот притон он освещает. Когда ее (Аренштейн. – Прим. авт.) арестовали (не по линии НКВД) за шантаж и провоцирование жен арестованных и дали 1,5 года, то ее быстро выпустили. Устраивались попойки в ресторане “Динамо”, куда привозили жен сотрудников»[1136].

Рассказал Рубинштейн и о том, что «Балицкий широко культивировал подхалимство, любил изображать из себя вождя, неоднократно заявляя, что он не столько чекист, сколько руководящая партийная фигура». На восстановление и оснащение особняка Балицкого ушло около миллиона рублей, а его содержание в месяц доходило до 35 000 рублей. Когда Балицкий взял себе ребенка, то на оборудование детской комнаты было израсходовано около 35 тысяч рублей, в саду высажено 8 500 роз. Для Л. А. Балицкой по всей Украине напрасно искали ишака, поэтому за 5 000 рублей купили в Полтаве пони. В парке киевского особняка Балицкого был устроен зоологический сад, в доме создана оранжерея. Сам нарком и его жена «весьма тяготели к приобретению драгоценных вещей». Через начальника Административно-хозяйственного Управления НКВД УССР С. М. Циклиса для семьи покупались дорогие картины (по 5 000 рублей) и скульптуры. Л. А. Балицкая вместе с закрепленным сотрудником Оперативного отдела УГБ НКВД УССР лейтенантом госбезопасности А. И. Мазуренко ходила по антикварным магазинам и покупала дорогие вещи, за которые расплачивался С. М. Циклис. Сам Мазуренко, пользуясь поддержкой жены наркома, «был очень нахален и держал себя с сотрудниками вызывающе». Ходили даже слухи, что через Оперативный отдел Балицкая доставала какие-то вещи из музеев [1137].

О том, каким образом старший лейтенант госбезопасности Ю. Н. Толкачев (которого вызвали из Одессы проводить следствие по делам арестованных чекистов) и особоуполномоченный НКВД В. М. Блюман добыли эти свидетельства, рассказал со временем секретарь 1-го отдела УГБ НКВД УССР младший лейтенант госбезопасности Иосиф Генрихович Гудзь. Он попал за решетку 27 июня 1937 г. и сидел с Рубинштейном в одной камере: «Наум Львович имел вид умалишенного, без какого-либо человеческого сознания и соображения, испугавшись вида этого человека, я начал просить коменданта не оставлять меня с ним, но меня с силой втолкнули и дверь захлопнулась. Я стоял у дверей, боясь двинуться с места, на мои вопросы, узнает ли он меня, Рубинштейн ответил мычанием. Через некоторое время я почувствовал ужасную вонь и тут же я выявил, что Рубинштейн потерял всякие человеческие устои, оправляясь в белье и одежде. Я потащил его в уборную, вымыл его, переодел в чистое белье и одежду и начал возвращать его к жизни. Через несколько дней мне удалось вернуть ему некоторое сознание, и он рассказал мне, что его в течение продолжительного времени пытали и избивали, заставляя признаться в шпионской деятельности, довели его до невменяемого состояния, и он подписал все, что требовали от него. Рубинштейн в течение дня и ночи не отходил от дверей камеры, вызывая коменданта, чтобы его вывели и расстреляли»[1138].