Гипнос

Я попросил ее ждать поодаль, а сам пошёл в сторону вздымающегося огня. Его бешеная сила и яркость слепила, но я не моргал. Я хотел совладать с грандиозной мощью оцепившего небоскрёб зелёного пожара и подчинить ее. Это возможно было сделать только при одном условии — перестать ее бояться. Превозмогание страха есть краеугольный камень успеха.

Я представил, как бушующий огонь, окунтуривающий небоскрёб, выглядит сверху — квадрат чистой свирепой энергии. Представил, как он уменьшится и сольётся в светлую точку, если посмотреть на него с огромной высоты. Вспомнил, как в детстве складывал ладонь, нагонял туда газ из пластмассовой зажигалки и поджигал его. Я держал эту светлую точку, эту чистую свирепую энергию внутри кулака. Ров погас. Беснующийся пожар был заточен у меня в руке, точно узник, чью невиданную силу покорили измором. Он рвался наружу и боролся со мной. Огонь не знает — дарить тепло или жечь. Это решает человек. Снежинки больше не таяли на лету. Они опускались на асфальт и гранитную брусчатку, и только там превращались во влагу, потому что все вокруг было нагрето непреодолимой огненной стеной, которая сжалась до размера крупной бусины и теснилась у меня в кулаке. Я перебрался через ров и подошёл к стеклянным дверям небоскреба. За ними блуждали несколько десятков вооруженных солдат с одинаковыми лицами. Они никуда не смотрели, ни во что не вслушивались. Я толкнул стеклянную дверь и она податливо распахнулась. Солдаты замерли и повернули головы в мою сторону. Даже те, что стояли ко мне спиной. Несколько десятков одинаковых лиц были обращены в сторону открывшейся двери. Их взгляды проходили сквозь меня, в даль, видную только им. Защитная система Шеффилда Биссела реагировала на колебания энергии внутри отведённого ей периметра. Она воспринимала окружение не зрением, не слухом, не обонянием и не осязанием, а тем, что наяву называется шестым чувством. Я стоял в шаге от границы, за которой одноликая армия разорвала бы меня на куски и так сильно хотел закрыть глаза, что мутнел рассудок. Я хотел моргнуть, чтобы проверить, насколько могущественно неизвестное нечто, уничтожевшее оперативный отряд в операции «Браво» и араву мясников в операции «Чарли». Но я не мог этого сделать в присутствии Элис. Я чувствовал ее взгляд тем же, чем система защиты Шеффилда Биссела чувствовала открывшуюся дверь. Солдаты стояли недвижимо. Они ждали. Я высвободил светлую точку из руки, бросив ее в холл небоскреба, и рывком закрыл дверь. Пожар вмиг заполнил помещение и обволок испепеляющим жаром одноликую армию. Она горела, плавилась и рассыпалась, пока огонь бился в стёкла, пол и потолок. Я смотрел на буйствующую агонию и наслаждался ею. Я был горд тем, во что смог превратить систему защиты самого мистера Биссела. Я почувствовал силу, которая способна преодолеть непреодолимую преграду, и эта сила давала мне возможность играть по собственным правилам. Диктовать свои условия.

Но давала ли она мне такое право?

Это было неважно, потому что цель, которую я поставил перед собой не считалась с моралью и принципами, с кодексами и порядками, с убеждениями и нравственностью. Все, чем руководствовалась моя цель — это месть. Слепая, злобная и ядовитая. Я действовал исподтишка, потому что боялся последствий, которые могли настигнуть меня, если бы я решил разобраться с поведением Арнеллы в реальной жизни. Да, я поступал гнусно, но не гнусно ли было обращаться со мной и моей верностью так легкомысленно? Я смотрел, как догорает одноликая армия и ждал встречи с Мортимером Бисселом. Изнуряющее ожидание подвергало меня истязающему блаженству.

Сзади подошла Элис. Она отвлекла меня от замеревшего момента наслаждения.

⁃ Ты действительно не могла помочь мне или не хотела? — Спросил я у неё.

⁃ Действительно не могла. Шеффилд многому меня научил, но не всему.

Я видел ее отражение в стеклянной двери, за которой тлело пепелище, оставшееся от одноликой армии. В первый раз на моей памяти осанка Элис выглядела просевшей. Я открыл дверь и вошёл в холл, заполненный сухим пеклом. Над ним дёргано порхали несколько десятков одинаковых мотыльков. С их тускло светящихся крыльев опадала микроскопическая пыльца и оседала на пепел упокаивающим саваном. Мы прошли в лифт, представляющий из себя большую стеклянную капсулу. Он поднимался в прозрачной шахте снаружи здания, и мы смотрели на город сверху. Лос-Анджелес в Джуджионе был похож на огромный меняющийся пазл — уже собранный, но все равно незаконченный. Ментальный Вектор бездействовал — я был близок к тому, через кого должно было свершиться отмщение за мои оскорбленные чувства. Элис стояла рядом и тихо напевала “Never be the same again”.