Уильям Робинсон, более известный как «человек-загадка», знал, что все его ноу-хау носят сугубо технический характер, а легендарная «ловля пули», вопреки единодушным заголовкам газет, не чудо, а трюк, хоть и весьма сложный, а также рискованный. Когда Робинсон погиб при его исполнении, пресса трубила об этом как о национальной катастрофе. Впрочем, недолго. После трагических событий многие коллеги ломали головы и со временем сразу несколько иллюзионистов смогли повторить ловлю пули. Вот только она более не выглядела головокружительной магией. Газеты писали теперь о том, что покойный Робинсон знал и без них, а зрители предпочитали не замечать: раз секрет разгадан, значит, Уильям – не чародей… В том-то и состоит разница между фокусами и чудесами: у последних нет решений, нет ответов, поскольку волшебство – это вовсе не вопрос.
Шло время, и в репертуаре каждого иллюзиониста появлялось все больше и больше разнообразных номеров. Держать в памяти свои тайные чертежи и заветные схемы уже не мог почти никто, потому их приходилось доверять самому опасному хранителю – листу бумаги. Рецепты фокусов в одночасье превратились в предметы купли-продажи и воровства. Но мало кто из непрофессионалов понимал: возможность переложить свою ношу на бумагу стала огромным облегчением тяжелой участи мастеров иллюзий.
«Историк волшебства» – так однажды назвала меня ведущая какой-то нью-йоркской радиостанции. С тех пор это странное словосочетание преследует меня и даже пробралось на визитные карточки. «Фокус», «трюк», «иллюзия», «чудо», «магия», «волшебство» – такие разные понятия, которые в обывательском сознании сплавляются между собой, становясь практически синонимами. Несмотря на то что я понимаю их отличия, ради своих читателей мне тоже приходится делать вид, будто все они суть одно.
Я родился в Гамбурге, но еще младенцем родители перевезли меня в Америку, что впоследствии оказалось решающим для моей будущей профессии. Дело в том, что в XX веке количество фокусников и иллюзионистов в США было немыслимым! В действительности настоящий «магический бум» переживало большинство развитых стран, в том числе и Великобритания и Германия… Рабочие после смены на заводе спешили в уличные театры. Их начальники – магнаты, промышленники – в оперные, но и там и там выступали фокусники. Вскоре из-за войн в Европе большинство выдающихся мастеров иллюзий перебралось на Североамериканский континент, и то, что в Старом Свете казалось «бумом», померкло перед ситуацией в Новом.
Мне, как историку, известны случаи, когда в небольших городках южных штатов приходилось по одному чародею на каждую сотню жителей! При этом ежевечерне давалось около пятидесяти представлений, и всякий раз залы были полны до отказа! Многие зрители, посмотрев выступление одного фокусника, сразу спешили к другому, будто силясь утолить внутреннюю жажду чуда. Безуспешно – это была прободная язва.
Как в любой другой сфере, ситуация экстремальной конкуренции оказалась чрезвычайно плодотворной и захватывающей. Все новые трюки появлялись в разных концах континента. Я изучал дневники и прочие записи их авторов и исполнителей, в результате чего оказался посвященным во множество чужих тайн, одна половина которых была связана с физикой, ловкостью и искусностью, а другая – с преступлениями. Огромное количество убийств было совершено для того, чтобы разгадать или же не дать разгадать секрет той или иной иллюзии. Воистину, история американских фокусников на поверку оказалась куда более остросюжетной, чем летописи бутлегеров и мафии, с которыми моим книгам впоследствии пришлось делить полки в магазинах.
Да, мне довелось написать с десяток книг, в их числе общая история площадных факиров и театральной магии, разоблачения нашумевших трюков, а также биографии отдельных иллюзионистов. Вероятнее всего, если богу будет угодно, я успею подготовить еще несколько изданий. Это ремесло довольно хорошо кормит, а главное, до сих пор волнует меня. Вот только самую заветную книгу – труд всей жизни, который я вижу во снах, – мне создать, наверное, не удастся.
Моя мечта – подробная биография фокусника Алана Джонсона, но ничего не выйдет, ведь я не совсем понимаю, что именно в ней писать. Все, что можно сказать об этом человеке, по большому счету, уместится на одной-двух страницах. Этого хватит разве что для крупной статьи в энциклопедии, куда материал тоже не возьмут, поскольку его составят лишь мои домыслы, не подтвержденные серьезными документами.