Читаем Гитаговинда полностью

Для рифм отдельных песен характерно обычно преобладание определенных созвучий (прежде всего — am). Таковы все окончания am (при отличии друг от друга предшествующих согласных звуков) в a, b, с, d в V песне (2.2—9); XVII (8.2—9); XIX (10.2—9); XXII (11.24—31). Таковы же и окончания a, b в VIII (4.2—9); IX (4.11—18); XX (11.2—9); XXIII (12.2—9) и т.д. В XVI (7.31—38) а и b везде оканчиваются на ena (ena), с — на inâ (d — отсутствует); в VII (3.3—10) — a, b в 1—3-й и 8-й строфах оканчиваются на ena (связанное неточной рифмой с рефреном — eva), а 4—7 строфы — на mi и si. В XIV (7.13—20) a, b, с, d оканчиваются на «а» везде, кроме а и b 8 строфы (am).

При этом в отдельных песнях конечная рифма дополняется внутренней, что как бы образует перекрестную рифмовку. Так, в VI (2.11—18) везде, за исключением 1 и 8 строфу (лишенных внутренней рифмы), повторяется созвучие ...taya ...am(a) — ... taya ... am(b) — ...ат(с) — tayâ... am(d). В X (5.2—6), при различии конечных рифм а — b, соотв. части объединяются внутренней рифмой «е», созвучной рефрену. В XV (7.22—29) чередование внутренних и конечных рифм носит более изощренный характер, причем с и d связано лишь аллитерацией: ...е...е...е (а) — ...am...am...e(5) — ...e...ne(с) — ...nâ(J) (везде, кроме 7 строфы, где рифмы а, как и 5, имеют вид: ...am...am...e). Еще разнообразнее варьирующаяся по строфам рифмовка XI (5.8—15). В целом, по кратности повторов здесь содержатся образцы парных (например, VII, XIII, XVI и др.), тройных (XXI), четверных (III, V, XIV) и многократных (XI, XV) рифм[74]. Инвентарь рифм поэмы, как мы видим, сравнительно невелик; при этом разнообразие их в целом понижается по ходу действия. Так, 4 варианта содержат I (а, а, е, am) и XII (а, i, е, am); по 3 — II (а, е, am), III (е, au, am), IV (i, е, am), X (a, i, ё), XI (Т, е, ат), XIII (5, i, ат), XVIII (а, е, ат); по 2 — VI (а, am), VII (i, i), VIII (а, am), IX (а, am), XIV (а, am), XV (е, am), XX (е, ат); по 1 — V (am), XVI (а), XVII (am), XIX (am), XXI (е), XXII (am), XXIII (am), XXIV (е). Подавляющее большинство рифм, как правило, грамматически однородно; исключений сравнительно немного — ср. выше примеры составных рифм, а также 4.11; 5.2; 6.2 сл.; 7.13 сл.; 8.7 и др.

Любопытно, что среди вставных строф, лишенных рифмы (как позиционно закрепленного звукового повтора), некоторое исключение представляют собой строфы размером äryä, которые в просодическом отношении приближаются к метрике песен (см. «Метрика „Гитаговинды“», А) и как бы стремятся сходным образом компенсировать известную нерегулярность в количестве и порядке слогов. В трех из четырех случаев (6.1; 7.2; 9.1) третья и пятая стопы каждого полустишия связаны здесь парной рифмой (в 9.1 а — 3, 5, и 8-я стопы), что, по-видимому, не может быть случайным совпадением. При этом употребительность отдельных вариантов здесь в какой-то степени отвечает соответствующим закономерностям, отмеченным выше для песенных рифм (9 раз am или am и 4 раза — е).

Уже говорилось, что сам принцип повтора в высокой степени присущ стилю «Гитаговинды» — черта, вообще характерная для разных жанров классической санскритской литературы, начиная с древнейших ее образцов[75], и неоднократно отмечавшаяся также применительно к классическим памятникам культовой и светской литературы других народов (ср. Авесту, Библию, Коран и т.д.). Принцип этот действует в поэме буквально на всех уровнях текста, начиная с уже упомянутых просодических (повторяемость определенных стоп, метрическая организация отдельных строф песни и т.д.) и фонетических (звуковые повторы) особенностей поэмы. Известную часть последних обусловливают непосредственно примыкающие к ним лексические повторы. Таковы, например, буквальные или слегка варьирующиеся повторы 1.17 и сл. — jaya jaya; 1.45 — kâmapi...kâmapi kâmapi; 1.48 — kuhuh kuhür; 2.10 — karoti karomi; ср. также 3.3 и сл.; 4.14; 5.16; 5.18; 8.2 и сл.; 12.22; 12.28 и т.д. Иногда такие повторы подчинены определенному порядку, образуя анафоры (ср. 11.14 и сл. — vilasa в начале 1—7 строф в ХХГ, 3.4 и сл. и др.), эпифоры (ср. 1.17 и сл.).

Принцип повтора охватывает и большие единицы текста — таковы, в частности, рефрены, как уже говорилось, повторяющиеся буквально в III—XXIV и допускающие определенные вариации в I—II. Они представляют собой одновременно и весьма важный смысловой повтор, служа, как правило, лейтмотивом настроения соответствующей песни[76].

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги

История Железной империи
История Железной империи

В книге впервые публикуется русский перевод маньчжурского варианта династийной хроники «Ляо ши» — «Дайляо гуруни судури» — результат многолетней работы специальной комиссии при дворе последнего государя монгольской династии Юань Тогон-Темура. «История Великой империи Ляо» — фундаментальный источник по средневековой истории народов Дальнего Востока, Центральной и Средней Азии, который перевела и снабдила комментариями Л. В. Тюрюмина. Это более чем трехвековое (307 лет) жизнеописание четырнадцати киданьских ханов, начиная с «высочайшего» Тайцзу династии Великая Ляо и до последнего представителя поколения Елюй Даши династии Западная Ляо. Издание включает также историко-культурные очерки «Западные кидани» и «Краткий очерк истории изучения киданей» Г. Г. Пикова и В. Е. Ларичева. Не менее интересную часть тома составляют впервые публикуемые труды русских востоковедов XIX в. — М. Н. Суровцова и М. Д. Храповицкого, а также посвященные им биографический очерк Г. Г. Пикова. «О владычестве киданей в Средней Азии» М. Н. Суровцова — это первое в русском востоковедении монографическое исследование по истории киданей. «Записки о народе Ляо» М. Д. Храповицкого освещают основополагающие и дискуссионные вопросы ранней истории киданей.

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Древневосточная литература