Гитлер: мировоззрение революционера

Если бы, по словам Гитлера, была основана социалистическая республика, тогда нужно было бы исходить из того, что теперь весь капиталистический мир испробует все, чтобы разрушить именно это социальное государство. Логично было бы теперь «защищать завоевания революции в социальной области против международного финансового капитала»[349], но вместо этого сложили оружие. «В 1918 году революция смела государство, чтобы воздвигнуть новый сильный рейх, в котором более, чем раньше, народ стал бы доминирующим содержанием, тогда борьба против такой государственной власти была бы преступлением». Эта позиция, заявил Гитлер в январе 1928 г., отделяет национал-социалистов «от понятия государственной измены так называемого буржуазного мира»[350].

Тут на самом деле заключено решающее различие в обосновании враждебного отношения к Ноябрьской революции. В то время как многие консервативные или монархические силы отвергали революцию как таковую, Гитлер критиковал не столько содержание революции, сколько, главным образом, «обезоруживание Германии». Само «позорное действо» заключалось для него не в самой революции — и уж вовсе не в ликвидации монархии, — а в связанной с ней капитуляции и вытекающем из нее позднее Версальском договоре. Когда Гитлер то и дело подчеркивал, что в революции как таковой не было ничего дурного, он делал это, чтобы четко отделить свою позицию от точки зрения консерваторов и сторонников авторитарного государства, которая в принципе отвергает право на революцию. В речи 21 сентября 1928 г. он, например, сказал: «Что было самым большим безумием ноябрьских преступников? Нельзя сказать, что сама революция, а форма проведения революции, т. е. обезоруживание немецкого народа. Ибо тем самым внешнеполитически молодое социалистическое государство выдали капиталистическому миру, сделав невозможным укрепление этого образования»[351]. Этот аргумент — революция как таковая была вполне легитимной, собственно «преступление» заключалось в «обезоруживании Германии» — Гитлер постоянно повторял в своих речах и статьях[352].

Разница между отношением к Ноябрьской революции Гитлера и консерваторов, сторонников авторитарного государства, заключается и в том, что он упрекает Ноябрьскую революцию за то, что она изменила недостаточно и была недостаточно радикальной. Ноябрьская революция, заявил он 24 мая 1921 г., не изменила ни форму государства, ни экономический порядок, ни нравственные и моральные ценности[353]. Люди Ноября, сказал он 12 сентября 1923 г., «хотели произвести только замену лиц, а не изменение системы»[354]. Спустя годы Гитлер сказал Вагенеру, что революция, правда, вложила нити судьбы в руки социалистов, «которые, однако, и не были к этому готовы, и не знали, что с ними делать. Тут быстренько подвернулись евреи. Но великий момент был упущен, и можно было сделать лишь буржуазную революцию, которая нашла свое выражение в Веймарской конституции»[355]. Гитлер обещал реализовать то, «чего, может быть, столь многие ждали 9 ноября 1918 года»[356].

Анализируя мотивы, приведшие Гитлера к непризнанию Ноябрьской революции, мы сталкиваемся — прежде всего в ранние годы — с постоянно повторяемым упреком, что революцию возглавляли евреи[357] или что ее совершила биржа и речь идет о «биржевой революции»[358]. Трудно сказать, идет ли тут речь о чисто пропагандистском лозунге или он сам в это верил, тем более что по поводу его пропаганды, особенно в ранние годы, нужно иметь в виду, что он постоянно возлагал на евреев ответственность за все негодное, за все недостатки и т. д. Правда, и в «Майн кампф», и в разных других местах он подчеркивал, что, по соображениям пропаганды, массе всегда можно предъявлять лишь одного противника, а для Гитлера этим противником было еврейство.

Примечательно — мы можем это констатировать в результате, — что отношение Гитлера к Ноябрьской революции фундаментально отличалось от позиции тех реакционных кругов, которые жалели о крахе монархии и старого государства всеобщего подчинения и в революции могли видеть не более чем подлый «удар в спину» сражающейся армии.