Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

В жестких нацистских методах принуждения не было ничего смешного. Бим сделал вывод, что они «безнадежно портят даже самые восхваляемые достижения страны». Особенно поразил его своей жесткостью эпизод, о котором он узнал благодаря своему коллеге Марселису Парсонсу. Американского вице-консула отправили присутствовать при кремации тела человека, казненного по обвинению в убийстве Юлиуса Штрайхера, ярого антисемита, основателя нацисткой газеты «Der Stürmer». Обвиненный утверждал, что он – американский гражданин, и поэтому забрать его останки должен был представитель посольства. Но перед помещением тела в огонь Парсонс успел заметить, что оно какое-то короткое. Причина была проста: человеку отрубили голову и положили её «на изгиб локтя».

Как и многие профессиональные дипломаты в американском посольстве, Бим был рад отъезду посла Додда в конце 1937 г. Он считал последнего «достойным, вдумчивым, здравым в своих суждениях о нацистах, но очень невнятным». Он высказывал мнение, что историк «ставит правительство США в неловкое положение» своими недипломатичными высказываниями – хотя Бим подчеркивал, что дело не в «антинацистском их содержании, а в том, что они породили слухи, что нацистское правительство скоро потребует отзыва этого посла». Он также обвинял Додда в том, что он «рассорился с большей частью верхушки Государственного департамента».

По этим причинам Бим очень радовался, когда в начале 1938 г. послом был назначен опытный сотрудник дипломатических служб Хью Уилсон, ранее работавший в Берлине в течение несколько месяцев в 1916 г., а также впоследствии с 1920 по 1923 г. Его послужной список как дипломата, а также опыт работы в Вашингтоне, где он был помощником секретаря перед второй отправкой в Берлин, убедил Бима, что новый босс – опытный профессионал. «Мы уважали мистера Уилсона за компетентность», – отмечал он. Новый посол, по словам Бима, был «опытным дипломатом в стиле “сначала покажите мне”, совершенно не одобрявшим хаотичное поведение своего предшественника».

Но, как вскоре обнаружил Бим, Додд оказался куда более прав в своих критических оценках нацистского режима, чем его более опытный сменщик. Уилсон «довольно скептически относился к негативному настрою многих сотрудников нашего посольства, которые провели уже в Берлине хотя бы пару лет», – вспоминал Бим. Он также отмечал, что ситуация была вовсе не новой, так как «довольно часто было трудно объяснить новоприбывшим, что означает жить бок о бок с нацистами».

Уилсон знал, что другие дипломаты, уже поработавшие в Берлине, особенно бывший генеральный консул Мессерсмит, полагали нацистский режим очень враждебным и опасным. Но если Мессерсмит и остальные были на «четвертой стадии» понимания, то Уилсон уже приехал с позицией, отличающейся от «первой стадии» наивного новичка – и все же смотрел на гитлеровский режим без особой тревоги. Он был твердо намерен сформировать собственное мнение и «сосредоточиться на дипломатических аспектах обеспечения мира в Европе», как сформулировал это Бим. Уилсон не хотел конфронтации с нацистами из-за их внутренней политики или больших амбиций: он планировал поддерживать мир стандартными дипломатическими средствами. Для американских же дипломатов вроде Бима, которые вполне укрепились в своем мнении о нацистском режиме, приезд Уилсона оказался тем самым исполнением желаний, которого следовало бояться. Бим и несколько его коллег быстро сделали вывод, что Уилсон «не ориентируется в раскладах» – ни в берлинских, ни в вашингтонских, когда речь шла о государственных делах на высшем уровне. Додд поддерживал личный контакт с Рузвельтом, несмотря на то что был в ссоре с целым рядом людей президента в Госдепартаменте. И хотя он был неэффективен в коммуникациях с нацистами, у него хотя бы быстро исчезли всякие иллюзии относительно того, что они могут стать более умеренными в своей политике. Уилсон же, напротив, считал, что рано осуждать гитлеровский режим (на дворе был уже 1938 г.) и что традиционная дипломатия предотвратит возможную конфронтацию с ним. Это был именно тот подход, который предпочли и Британия с Францией, что привело к Мюнхенским соглашениям.

* * *

Когда Уилсон представил свои верительные грамоты Гитлеру 3 марта 1938 г., он сразу после этого написал Рузвельту. «Первые мои впечатления – отсутствие какой-то особой драматичности в этом весьма драматизируемом человеке», – писал он. «Как и я, он был в официальном костюме, из орденов только Железный крест. Он выглядит более здоровым, чем я ожидал, более прямой и жесткий. Кожа бледновата, но в лице куда лучше виден характер, чем можно подумать по фотографиям. Он говорит с сильным австрийским акцентом, но понимать его очень легко».