Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

К концу 1938 г. и в начале 1939 г. событий было особенно много, гимн звучал особенно гордо, триумф следовал за триумфом. Австрию присоединили, Чехословакию – надкусили. Чтобы поддержать в испанской гражданской войне националистов против республиканцев, Гитлер выслал туда войска и новейшие истребители, опробовав в этом конфликте самые современные вооружения и сведя на нет эффект сталинской поддержки республиканцев. В марте 1939 г. Гитлер потребовал у Литвы Мемель, порт на Балтике, называющийся в наше время Клайпеда, и маленькая страна быстро капитулировала. Казалось, ничто более не стоит на пути немецких побед. Когда гражданская война в Испании закончилась триумфом националистов, Бим смотрел на апрельский парад победы из окон посольства США, на возвращающиеся домой германские войска. Он признал, что это было «великолепное зрелище». Хотя Рузвельт все еще настаивал, что хочет сделать все для достижения мира, к началу 1939 г. он начал готовиться и к альтернативному сценарию. 4 января в своем ежегодном докладе о положении в стране он подчеркнул, что есть «много методов, не являющихся еще войной, но более сильных и эффективных, чем простые слова, позволяющих заставить агрессивные режимы учесть интересы нашего народа». В частности, это означало повышение расходов на армию, что он и сделал, запросив увеличения бюджета на 30 %, до $1,3 миллиарда плюс дополнительные $500 миллионов на новые военные самолеты.

Некоторое время администрация подумывала отправить Уилсона снова работать в Берлин, но эту идею отбросили, когда Гитлер в марте захватил остатки Чехословакии. Во внутренних дискуссиях Государственного департамента Мессерсмит – бывший генеральный консул в Берлине, «с горящими глазами поддерживал любые антинацистские шаги», как писал в своем дневнике Моффат. Эти двое были друзьями, хотя нередко вступали в словесные пикировки.

– Джордж, ты хоть понимаешь, что делаешь? – сказал ему однажды Моффат. – Ты помогаешь нам вступить в надвигающуюся войну.

Мессерсмит ответил, что Гитлер и западные демократии все равно не могут сосуществовать.

Многие его коллеги были куда осторожнее, а Рузвельт был все еще склонен предложить то, что, как он надеялся, может стать оливковой ветвью. 14 апреля он послал предложение Гитлеру и Муссолини, чтобы они пообещали не атаковать 31 страну Европы и Ближнего Востока – включая Польшу, самую вероятную ближайшую цель – в течение как минимум десяти лет.

Президент не слишком оптимистично оценивал свои шансы на успех, но насмешливый ответ, пришедший из Берлина, все же уязвил его. 28 апреля Гитлер выступил с обращением к рейхстагу, но на деле он говорил для зарубежной аудитории. Как представитель посольства США, Бим слушал это выступление, к которому немецкий лидер подготовился, предварительно опросив часть из этих 31 государства: опасаются ли они нападения Германии? «Абсолютное большинство ответило отрицательно, что позволило Гитлеру медленно, с фальшивой торжественностью зачитать их названия, – вспоминал молодой дипломат. – Это был эффектный фарс, вызвавший громкий смех».

Бим обратил внимание на «довольно страшную суть» этой речи, несмотря на театральное оформление. Польша не вошла в список стран, чьим мнением Гитлер поинтересовался, зато продолжил осуждать отказ этой страны уступить его требованиям вернуть Данциг. Он также осуждал Британию за то, что она приняла в этом споре сторону Польши. Он отказывался и от немецко-польского пакта о ненападении 1934 г., который должен был обеспечить мир на десять лет, и от Морского соглашения 1935 г. c Британией, ограничивавшего немецкий флот 35 % тоннажа британского. Как сформулировал Бим, Гитлер вел себя как «самый могущественный глава государства того времени» – и именно это он хотел довести до всеобщего понимания.

Несмотря на все более воинственный тон Гитлера, все еще хватало американцев, готовых поверить в то, что фюрер не был угрозой для них. Неудивительно, что именно так думали люди, очень не хотевшие, чтобы их страна ввязывалась в новые глобальные конфронтации, а среди них были и некоторые американские дипломаты. Вскоре после заключения Мюнхенских соглашений Джозеф Кеннеди, американский посол в Лондоне, стал поддерживать идею, что демократии и диктатуры «могут объединять свою энергию и совместно решать проблемы, пытаясь восстановить хорошие отношения на мировом уровне». Но самое удивительное, что Виганд – давний корреспондент Hearst, много писавший о Германии после Первой мировой войны, опубликовал большую статью в двух частях, которая поддерживала именно подобные иллюзии.