Охранники явно не знали, что им дальше делать с арестованными. Как журналисты позже узнали, на самом деле гестапо просто не получило указаний от Министерства иностранных дел подождать с арестами до следующего дня – до четверга 11 декабря. «В гестапо решили забрать нас в середине ночи, как обычно они забирали евреев, республиканцев и священников-нонконформистов. – Написал позже Лохнер. – В результате мы там сидели брошенные и забытые». Но если и были сомнения, что американцы находятся в совершенно ином положении, чем другие арестанты у нацистов, то они прошли на следующий день, когда журналисты пожаловались, что проголодались. У гестапо ничего не было приготовлено для них, но охранник предложил достать еду, если они заплатят деньги. В результате они получили фрикадельки с вареной картошкой и колбасой «вурст». Как отметил Лохнер, это обошлось им каждому в 60 центов.
В тот четверг в посольстве дипломаты наблюдали за подготовкой к речи Гитлера в рейхстаге, прислушиваясь к подъезжающим грузовикам и собирающимся невдалеке от посольства большим группам людей. Дипломаты нервно прикрывали металлические ставни, но, по записям Кеннана, против них никто ничего не предпринимал. Вместо этого, когда Гитлер наконец объявил войну США, высказав много гневных слов о Рузвельте и стоящих за ним «сатанистски коварных» евреях, в посольстве внезапно зазвонил телефон: впервые с тех пор, как им его отключили. Этим звонком Морриса вызывали в Министерство иностранных дел. Там Министр иностранных дел фон Риббентроп оставил его стоять, пока сам зачитывал объявление войны. Потом он заорал:
– Ваш президент хотел этой войны? Он её получит.
Примерно в то же время американских корреспондентов перевезли в неотапливаемый флигель летнего отеля в Грюнау, в пригороде Берлина. Но вскоре они получили хорошие новости: Государственный департамент объявил, что арестованные немецкие журналисты получают дипломатический статус, и это означало, что такой же статус получат и арестованные американцы. На следующий день к ним явился внезапный посетитель. Кто-то анонимным звонком сообщил Хильде Лохнер, куда увезли её мужа и остальных, она умудрилась договориться с охраной и принести им яблоки, сигареты, консервы и американские журналы. Это очень поддержало дух журналистов.
Гитлер приказал, чтобы к концу недели американцев отправили прочь из Берлина. В субботу в Министерство иностранных дел вызывали Кеннана, где ему сказали, чтобы все американские сотрудники освободили свои апартаменты и явились с вещами к посольству на следующее утро. В тот же день американских журналистов выпустили, дав такие же указания. Вернувшись домой забрать вещи, часть журналистов обнаружила, что в период их заключения кто-то уже поживился в их квартирах – пропадало что угодно, от консервов и сигарет до одежды и серебряной посуды.
Утром в воскресенье все послушно явились к посольству и увидели, что оно окружено военными и занято гестапо. Американцев отвезли на автобусе к станции Потсдамер, где они сели на специальный поезд. Тот шел в Бад-Наугейм, курортный городок возле Франкфурта. По прибытии им сообщили, что они останутся там, пока не будет организован их обмен на немецких дипломатов и журналистов, которых держат в США. Так для американцев начался последний акт их жизни в Германии, который, как и прошлый их опыт, четко показывал, насколько привилегированный был у них статус.
Немцы, задержанные в США, тоже жили вполне благополучно. Их держали в это время в Грибрайере, стильном санатории в Уайт-Сульфур-Спрингс, в Западной Вирджинии, где их всех можно было разместить без малейших проблем. Однако гранд-отель «Йецке» в Бад-Наугейме, куда в конце концов набилось 132 американца – после того, как собрали тех, кто оставался еще в оккупированной Европе, – был совершенно не готов к такому наплыву постояльцев. Он был закрыт с начала войны в сентябре 1939 г., там не было таких базовых вещей, как отопление, вода и электричество. В зимние месяцы простаивавшие трубы отопления прорвало. В январе и феврале 1942 г., когда стало очень холодно, американцы спускались в столовую в пальто, а затем бежали греться обратно в свои постели. Все это, впрочем, были мелкие проблемы в сравнении с тем, что творилось в остальной оккупированной Европе. Тем не менее американцам обещали особое отношение, и они быстро начинали жаловаться, если им чего-то не хватало.