ГКЧП: Следствием установлено

Чтобы избежать кривотолков по поводу условий, в которых содержится группа бывших руководителей СССР, я пригласил в «Матросскую Тишину» журналистов, устроив первый в истории следственного изолятора «День открытых дверей». Работники СМИ получили возможность увидеть, как устроен быт высокопоставленных заключенных, и даже отведать тюремной кашицы. «Тюрьма, конечно, не курорт, но жить можно», — такой вывод сделали наши гости, а обед им даже понравился. Признаюсь, я не стал говорить журналистам, что, в отличие от других заключенных, гэкачеписты получают пищу из одного котла с ОМОНОМ. Сразу скажу, что никаких особых привилегий, конечно, не было, но бессмысленно было бы отрицать, что обвиняемые по делу ГКЧП были у нас на особом счету. В первую очередь нас волновали вопросы их безопасности. И, конечно, нам спокойнее было кормить их пищей, которую готовили не расконвоированные заключенные, а повара ОМОНа. Мы никогда не забывали и о том, что подследственные — люди в возрасте, обременены различными серьезными недугами. Любая жалоба на недомогание внимательнейшим образом изучалась, и принимались все необходимые меры. Я, может, и не стал бы сейчас вспоминать конкретные случаи, если бы не странная «забывчивость» некоторых из наших «подопечных». Вот, например, Крючков написал в мемуарах, что ему ввели какое-то лекарство, и это привело к инсульту. Но ведь инсульт — состояние, несовместимое с содержанием под стражей. Если бы, не приведи господи, такое стряслось, Крючкова бы освободили так же, как освободили Болдина. Он был первым отпущенным по медицинским показаниям, за ним последовали другие, и я помню, как на заседаниях парламента наиболее ретивые сторонники «жестких мер» обвиняли меня в потворстве «симулянтам».

Заботясь о здоровье, благополучии наших подследственных, мы не ограничивались строгим врачебным контролем. Со стороны следствия в отношении арестованных ни о каком «прессинге» и речи не могло быть.

Язов очень беспокоился о жене. Я разрешил ему свидания с ней. На эти свидания она, еще не оправившаяся от последствий автоаварии, прибывала в инвалидной коляске, и парни из ОМОНа со всеми предосторожностями доставляли ее в комнату для свиданий.

Крючкова волновала судьба его изъятой при обыске коллекции афиш, которую он, завзятый театрал, собирал многие годы. Узнав об этом от его представителя, я распорядился вернуть коллекцию родственникам через адвокатов.

Но, к сожалению, не все зависело только от нас. Помню неприятную историю с Лукьяновым. Депутаты Союзного съезда, когда он еще функционировал, создали комиссию по расследованию дела ГКЧП и пришли ко мне с полномочиями Верховного Совета. Они требовали встречи со всеми гэкачеппстамп, и в первую очередь со своими бывшими коллегами. Я был против подобного вмешательства. Никакой пользы от него последовать не могло, а вред был вполне очевидный. Шел первый, самый трудный этап следствия — только-только начали устанавливаться контакты между следователями и подследственными, которые лишь начинали как-то осваиваться со своим положением. Я, как мог, оттягивал визит депутатов в «Матросскую Тишину». Но в один «не прекрасный день» они все-таки явились. И в дверях камеры Лукьянова разыгралась крайне неприятная сцена. Депутаты, их было, кажется, трое стали с важным видом задавать Лукьянову вопросы. Тот, как я и опасался, ужасно разнервничался. Он кричал им: «Да кто вы такие, чтобы с меня допросы снимать!» И они ретировались. А у Лукьянова случился нервный срыв, на фоне которого обострилась хроническая болезнь глаз. Родные принесли в изолятор для передачи лекарственный препарат, но его принять у них отказались, потому что он не значился в списке разрешенных. Я написал официальное письмо на имя начальника следственного изолятора принять у родных лекарство, тем самым взяв ответственность за применение препарата лично на себя.

Вместе с тем мы довольно скоро почувствовали, что определенным силам не нравится наша напористость в расследовании. Речь о скандале, связанном с публикацией в немецком журнале «Шпигель». О случившейся в прокуратуре «утечке» меня известил Президент СССР М.С. Горбачев. В телефонном разговоре он сослался на сообщение «нелегала». Информация, к сожалению, подтвердилась: уже вскоре весь мир читал показания гэкачепистов в изложении «Шпигеля».

В мемуарах «Крушение пьедестала» В. Болдин намекает, что утечку материалов, организовал… Генеральный прокурор России Степанков по заданию… Горбачева. Подобные домыслы невозможно воспринимать серьезно. Я не гожусь на роль человека, который пилит сук, на котором сидит. Ясно, что разработчики и организаторы скандальной акции ставили перед собой цель дискредитировать Российскую прокуратуру, добиться моей отставки, а затем и смены руководства следственной бригады.