В России вполне откровенно установилась диктатура использовавших Ельцина спецслужб, которые добились начала этой войны не только против Чечни, но против всей России. Ее теперь можно было с легкостью перевоспитывать, делать все более полицейским государством, бесконечно расширяя свои политические и материальные возможности. Раздел России шел уже вовсю. Даже значительная часть руководства армии была против войны – не только генерал-полковник Эдуард Воробьев, подавший в отставку, но и Генеральный штаб, писавший отрицательные заключения на присылаемые ему планы войны, и даже министр обороны Грачев пробовал упираться – описание этого есть в материалах к «Трибуналу по Чечне», подготовленных «Гласностью». Но армия на то и существует, чтобы выполнять команды. Спецслужбы не только в России – бывало и в других странах – рвались к власти. Народ (с подтасовками или без) избирал будущего диктатора не только у нас. В России все это произошло, когда демократическое движение было уничтожено, а СМИ – в силу своей бессмысленности, трусости, жадности – не выполнили свой долг перед обществом.
Все главные виновники этой войны неожиданно стали в той или иной степени ее противниками.
Егор Гайдар, уничтоживший «Демократическую Россию», которая могла бы вывести на улицу миллионы людей по всей стране с протестом против войны и заставить ее прекратить, стал, по материалам Андрея Илларионова, противником войны именно в это, неподходящее по его мнению, время. «Мемориал», который тоже до 1992 года мог вывести на улицы десятки, если не сотни тысяч человек и с их мнением Ельцину пришлось бы считаться, решили теперь (даже нарушив собственные правила) послать своих осторожных «наблюдателей» в Чечню, чтобы изредка рассказывать о творимых там преступлениях. В Москве же всего человек сто или двести вышли на площади и поговорили об этом на митингах. «Мы плакали дома», – сказала мне Бродская, – немолодой театровед, писавшая о Станиславском и мечтавшая жить совсем в другой стране.
Всего в первую войну было убито – по приблизительным, конечно, данным – около ста тысяч человек; в первые же недели от ковровых бомбардировок погибло около сорока тысяч мирных жителей. Довольно много журналистов, по-видимому, искренне были возмущены и самим фактом войны и теми варварскими методами, которыми она велась. Не только в газетах, но и по телевидению изредка бывали вполне правдивые военные репортажи, многие журналисты погибли в Чечне, но никому и никогда не пришло в голову, что именно они равнодушно смотрели на уничтожение демократических организаций, никто из них не защищал подлинно свободной и независимой самиздатской печати, то есть всего того, что могло бы помешать развязыванию бойни. Лучшие журналисты прозрели, но было уже поздно – не так много времени оставалось до разгрома этой полусвободной прессы. И ее тоже некому было защищать. Только «Гласность» месяцев через пять начала подготовку к Международному трибуналу по преступлениям в Чечне – первой в русской истории попытке судебного следствия над руководителями страны за принятие преступных решений. Но до этого произошло еще немало страшных в моей жизни событий.
Одновременно с остро критическими круглыми столами по законодательству о спецслужбах (причем третий и четвертый удалось издать и это поразительно интересное свидетельство оценки и опасений по поводу того, что нам предстоит, лучших специалистов именно тогда, когда все эти законы успешно штамповались в Думе), нам удавалось каким-то чудом выпускать в 1993–1994 годах три постоянных информационных бюллетеня, на русском и на английском языках: «Правозащитный вестник», «Государственная безопасность и демократия», «Христианский вестник».
Последний из них потом отделился от «Гласности» и некоторое время Володя Ойвин издавал его самостоятельно (с очень основательной помощью вскоре принявшего священнический сан Якова Кротова) – я не мешал ему получать отдельные гранты. Впрочем, довольно быстро оправдалось мое ему предупреждение: гранты он получал только американские, а американцы большие прагматики – когда дают какие-то деньги, хотят, чтобы все было в точности так, как они это понимают. Причем положение в России они понимают чаще всего довольно плохо, но достаточно жестко настаивают на своем. Поэтому мне часто приходилось отказываться от сотрудничества с американцами – ничего дурного они не хотели, просто их стереотипы в отношении России оказывались непродуктивны или даже контрпродуктивны. В конце концов Володя в это тоже уперся и издание «Христианского вестника» ему пришлось прекратить, и он опять вернулся работать в «Гласность».
Одновременно нами был создан Общественный центр по информации и анализу работы российских спецслужб. Собственно, все, что имело отношение к КГБ в работе «Гласности» теперь происходило под его эгидой. У нас было официально зарегистрированное издательство, выполняющее даже некоторые заказы со стороны, что тоже помогало удерживать «Гласность» на плаву во все более и более враждебной среде.