«Гласность» и свобода

После Нового 1995 года, который мы в последний раз встретили вчетвером (Нюша, ездившая по приглашению своего крестного в Париж, где работала в «Русской мысли», как раз вернулась), мы с женой уехали на православное Рождество в Иерусалим – по приглашению Иерусалимского университета.

Тимоше мы купили в подарок нательный крест с фигурой распятого Христа, а когда пришли к древнему монастырю, на месте, где содержался Христос перед распятием и где, ведомый стражниками, сказал Петру о петухе, который прокричит трижды, петух в соседнем монашеском огороде и впрямь трижды пропел. Никто никого не предавал, к нам это совпадение никакого отношения не имело, но забыть его не могу.

Не могу забыть и запись одного из последних ток-шоу Владислава Листьева на ОРТ. Посвящено оно было работе Федеральной службы безопасности и в качестве главного действующего лица пришел генерал-лейтенант Леонов – тогда, кажется, первый заместитель директора ФСБ. Меня Листьев, естественно, тоже позвал, но говорить особенно не давал – у него был свой план. По очереди давал гебистам объяснять, какое важное дело для страны они делают, задавал довольно деликатные им вопросы, но когда Леонов почти автоматически повторил то, что руководство ГБ постоянно повторяло:

– Мы законопослушная организация. В СССР были одни законы, и мы их выполняли, сегодня – другие и мы выполняем их.

Листьев вдруг с большой злобой просто закричал:

– Так вы что, как проститутки, ложитесь под каждого, кто заплатит?

Не знаю, вошла ли эта реплика в окончательный текст передачи – я тогда телевизор не смотрел, но такое накопившееся озлобление было в этой реплике Листьева, что я подумал, что у него со времен Иновещания большой и нелегкий опыт общения с этой компанией.

И потом, когда первого марта он был убит и звучало множество вранья о его смерти, явно сочиненного на Лубянке, подумал, что и предыдущий его опыт и эта фраза в адрес генерала «Лубянской преступной группировки», как назвал ее потом Александр Литвиненко, вполне могли быть причиной его убийства.

С двадцатого по двадцать второе января в Москве должна была проходить конференция «Фашизм в тоталитарном и посттоталитарном обществе». Я не был ни в числе членов оргкомитета конференции, ни в числе выступающих на ней – к этому времени и я и фонд «Гласность» находились почти в полной изоляции: вся демократическая среда, плоть от плоти которой и была «Гласность», уже была почти полностью уничтожена по всей России, с «победившими» и околоельцинскими демократами мы не имели и не хотели иметь ничего общего. Ни в каких российских средствах массовой информации ни я, ни все, что делал фонд «Гласность» никогда не упоминались. Конечно, в более и даже в менее приличной русской среде я еще был хорошо известен. На конференции и круглые столы «Гласности», если я приглашал, как правило, приходили (кроме тех, кто панически боялся). Но двадцать первого января был проведен круглый стол «Война в Чечне: опасность тоталитаризма» и туда я был приглашен выступить. Этот доклад со всеми другими на круглом столе, к счастью издан, лежит передо мной, да я и так отчетливо помню все, что в этот вечер случилось.

Здесь нужно сделать одну необходимую оговорку: я несмотря ни на что хорошо отношусь к Сергею Адамовичу Ковалеву – одному из самых честных и чистых людей, которых я встречал в своей жизни. Но при этом, даже учитывая лагерный опыт и всю его очень нелегкую и достойную жизнь, – человека чудовищно доверчивого и наивного. Из-за этого именно он, больше чем кто-либо другой оказывался причастен и к самым отвратительным (на мой взгляд) событиям в политической жизни России. Через некоторое время (иногда несколько лет) он понимал это и со свойственной ему абсолютной честностью сам рассказывал – по крайней мере. мне – как его использовали или уговорили. Вот эта любовь и жалость к Сергею Адамовичу, попытка чуть меньше его обидеть, разделить с ним вину за то, что случилось и было для меня основным и незабываемым ощущением во время доклада.