ГЛАВА 2

Адам опустился ниже и очень осторожно дотронулся до затылка ребёнка, и тот неожиданно для него вдруг ощутимо дёрнулся в ответ. “Он отвечает мне”, – испуганно подумал Адам, испуганно убрав пальцы. “Давай, – с натугой промычала измученная Эва, – помоги мне”. И Адам, посмотрев на свои не самые чистые руки, стремглав бросился вон. Выскочив, он схватил горсть снега и что есть силы принялся мять его в попытке хоть немного отмыть пальцы и ладони. Услышав очередной натужный стон роженицы, он метнулся обратно, пытаясь дыханием хоть немного согреть холодные кисти. Быстро присев у ног женщины, часто дыша, Адам снова коснулся влажной детской головки. И затем попытался осторожно просунуть пальцы между ней и телом женщины. Она резко и громко закричала снова, а её напрягшееся тело ещё чуть-чуть вытолкнуло ребёнка из себя, показав Адаму брови младенца. “Давай, давай”, – прошептал он, подбадривая. И, почувствовав его поддержку, она стала более интенсивно тужиться и выталкивать новорожденного из себя. “Ещё, чуть-чуть! Уже почти всё!” – раззадорившись, кричал Адам. Она напряглась снова и снова, и ребёнок, сперва еле заметно, но затем всё более активно, стал покидать лоно, и спустя совсем немного времени, полностью выскочил всей головой из Эвы, глядя на мир сморщенным лицом и зажмуренными веками. Адам, аккуратно взявшись пальцами под челюсть малыша, сначала несильно, затем всё увереннее потянул его на себя, и тот неожиданно легко, покрытый влажной слизью, выскользнул целиком, связанный с Эвой лишь пуповиной. Испугавшись такой внезапной и скорой развязки, Адам, держа ребёнка на вытянутых руках, рефлекторно сделал то, что и должен был. Он почти бросил младенца Эве, которая, совершенно измученная, сползла на бок и приняла его себе на грудь. Ребёнок, сперва как-то странно кряхтевший, вдруг сделал вдох и неожиданно громко закричал, заполняя своим голосом пространство пещеры. Испуганный Адам смотрел на орущего младенца, лежащего на груди Эвы. Чувство облегчения постепенно стало приходить к нему, но тут он услышал усталый голос Эвы: “Ещё”. Он замер от внезапности этих слов, но она уже снова поднимала своё измученное тело, пытаясь усесться в прежней позе. “Ты чего делаешь?” – тихо спросил ошарашенный Адам, пытаясь заглянуть ей в глаза. “Ещё, – повторила она, – второй”. “Второй?” – выдавил из себя он и тут же сморщился от её нового оглушающего крика. Возможно, от того, что родовые пути уже были подготовлены первым новорожденным, а может, и по причине того, что она пыталась поскорее завершить этот невероятно болезненный, но неизбежный процесс, второй ребёнок почти сразу показал свою головку. Эва поднатужилась и, уже совершенно измученно заваливаясь на бок, буквально выстрелила ребёнком ошеломлённому Адаму в лицо. Второй младенец, сделав вдох, тут же громко и требовательно заплакал присоединив свой голос к первому орущему новорожденному, так же как и он связанному пуповиной с матерью. “Давай”, – еле слышно прохрипела невероятно измученная Эва. “Что?” – переспросил он настороженно. “Режь пуповины”, – простонала она. “Я?” – глупо переспросил Адам, чувствуя, как паника вновь подступает к нему. “А чем?” – задал ещё более глупый вопрос он. “Ну?” – прохрипела Эва. Механически положив и второго ребёнка на мать, он быстро метнулся к сумке и стал копаться в её забитой всяким хламом глубине. Но, как назло, остро отточенный камень, который он искал, куда-то делся. Дети плакали так громко, будто устраивали соревнование между собой. Своим криком они торопили его, и Адам, роясь дрожащими руками в сумке, вытаскивал совершенно ненужные вещи. “Ты можешь хоть что-нибудь сделать нормально?” – устало спросила Эва. Разозлившись на неё и на себя, он перевернул сумку, высыпая её содержимое не грязные камни пола. “Скорей же”, – подгоняла его измученная женщина. И конечно, камень, заменяющий нож, выпал из сумки последним, и точно Адаму под ногу, отчего, и так не самый чистый, стал настолько грязным, что даже в не самых стерильных условиях пещеры теперь был совершенно непригодным для того, чтобы даже касаться живой плоти, а не то чтобы разрезать пуповину. К тому же, ударившись, он отскочил в сторону, залетев в узкую щель, которая едва виднелась под камнем, служившим им столом. “Вот чёрт”, – с испугом подумал Адам, бросаясь на пол и пытаясь просунуть пальцы в щель. Сколько он ни пробовал, пальцы не пролезали. “Ну что ты?” – выдавила из себя Эва, и Адам, рывком поднявшись на ноги, посмотрел на связывающую детей и Эву плоть. “Умоляю”, – поторопила она его, и он, поняв, что выхода нет, помедлив ещё буквально секунду, решившись, быстро, чтобы не передумать, схватился за пуповину и попытался разорвать её, скользя пальцами по ещё тёплой склизкой плоти. Эва закричала, добавив свой голос к двум вопящим младенцам. И напуганный Адам, неожиданно даже для себя, впился в тёплую пуповину зубами и стал неистово перегрызать её, сдерживая рвотные позывы. Стараясь минимизировать боль самых близких для него людей, Адам как бешеный сосредоточенно работал челюстями, сплёвывая сладковатые ошметки. Когда через какое-то время ему удалось перегрызть проклятую пуповину, он с ужасом посмотрел на вторую. Но уже из первой хлестала кровь. И даже будучи совершенно далёким от медицины человеком, Адаму стало совершенно ясно, что если не привязать её, то бедная Эва просто истечёт кровью. Эта мысль встряхнула его, и он, словно выпорхнув из своего тела, видел всё происходившее далее будто со стороны. По локти испачканный в крови любимой, Адам метнулся к высыпанному им на пол из сумки скарбу и, схватив одну из нескольких ленточек желаний, оставшихся из его прошлой жизни и чудом завалившихся на дно сумки, рванул обратно. Скользя мокрыми от крови пальцами, он загнул перегрызенную им пуповину и, туго обмотав её конец веревочкой, затянул на два узла. Остановив таким образом кровотечение, он с решительной уверенностью впился зубами в соединявшую мать и второе дитя живую плоть. Стараясь не отвлекаться на крик и вой Эвы, окровавленным ртом он неистово грыз нить, соединявшую мать и дитя. Этот раз прошёл у него скорее и, как это ни было для него страшно, гораздо легче. Отплевавшись, он, кое-как перевязав вторую пуповину, наконец-то отвернулся от всё ещё широко расставленных ног Эвы. Не в силах более выносить какофонию смешавшихся воедино стонов измученной женщины и громких криков новорожденных, весь перепачканный кровью словно жуткого вида каннибал, он зажал уши испачканными по локоть руками, прижавшись головой к коленям.