Главная партия для третьей скрипки

Теперь вместо квартиры у нее на руках договор дарения. Три прошитые, с гербовыми печатями странички — вот и все, что осталось от родимого дома. От их с мамой жизни.

— Я этого так не оставлю! — пообещала парню Арина.

Тот снисходительно улыбнулся:

— Бороться бесполезно. Можно оспорить завещание. Но договор дарения — нереально.

— А где все мои вещи?

— Раздали, — пожал плечами парень. — Сестрам, в дома престарелых. Большую часть — на помойку отнесли.

— Кто вам такое право давал?

— Читайте гражданский кодекс! У вас целых полгода было, чтобы квартиру освободить!

Взглянул снисходительно, добавил:

— Впрочем, компенсацию за имущество можем обсудить. Но на много не надейтесь. Тысяч пятнадцать от силы.

Арине вдруг стало холодно. В окно бились жесткие ледяные капли.

— Тут вся моя одежда была, — пробормотала она.

— Кто вам мешал прийти-то за ней? — безжалостно парировал хилый юноша. — Говорю же: полгода честно весь ваш хлам хранили. Но всему есть предел!

— И куда мне теперь идти? — беспомощно произнесла она.

Парень отозвался мигом:

— Можете оставаться! На клининг, готовку нам люди всегда нужны. Бесплатное питание, комната на четверых.

Потрясающая перспектива. Остаться домработницей в собственной квартире.

— И Лев Людовикович скоро приедет. Сможете его медитации слушать, — продолжал искушать юноша.

Она вспомнила безумный, на грани мистики и сумасшествия январь — и сразу дурно стало. Нет, никаких больше медитаций. Ни за что она не войдет еще раз в реку беспощадных иллюзий. Да и маму встречать — сейчас! — ей совсем не хотелось. Вдруг тот свет существует и с него все видно? И мама знает, что дочь профукала квартиру?

Тощий юноша начал аккуратненько теснить ее к двери:

— Очень было приятно повидаться, Арина Николаевна. Но у меня к вам больше вопросов нет.

Врезать в исходящее гримасами лицо? Стоп, Арина. Ты уже пробовала драться. С Тимуром, в апреле. Не повторяй.

Она позволила вытолкать себя на лестничную площадку.

Что делать? Куда идти?

Одинока. Бездомна. Песчинка в безжалостном мире.

Хотя нет, погодите. Она ведь приехала в Москву к дяде Феде! Вот к нему и надо бежать!

Арина взглянула на часы — семь вечера.

Время непонятное. Домой он добраться явно не успел. Но и с работы уже мог уйти.

Коли сюрприза — красавицы со свежей прической и макияжем на пороге офиса — не получилось, девушка достала мобильник. Набрала личный номер: абонент недоступен. Странно. Обычно дядя Федя отвечал ей всегда. Подождать минут десять, набрать снова? Или он увидит — сам перезвонит?

Но она стояла в чужом-своем подъезде. В ужаснейшем настроении. И чего-чего, а ждать — хотелось меньше всего.

Решила набрать приемную.

Арина до сих пор остерегалась острых на язык секретарш, поэтому тон получился просительным:

— Вы не могли бы меня с Федором Константиновичем соединить?

— Он сейчас на встрече! — бодро проинформировала помощница. — Велел категорически: не беспокоить!

— А когда встреча закончится?

— Пути бизнеса неисповедимы, — важным тоном ответствовала секретарь.

— Но хотя бы примерно? — упорствовала Арина.

— Не думаю, что очень скоро, — смилостивилась церберша. — Я только что в переговорную вино и крекеры подала.

Обсуждают — или уже обмывают?

Какая разница? Все равно идти больше некуда.

Напротив офиса дяди Феди есть кафе. Она тоже возьмет себе одинокий, угрюмый бокал вина и будет ждать, когда он появится.

* * *

В метро пришлось ехать в самый час пик, и после двух переходов в плотно стиснувшей ее толпе Арина чувствовала себя не просто грязной — натуральным бомжом. Кем она, собственно, теперь и была.

Едва добралась до кафе, первым делом кинулась в туалет. Волосы под шапкой сбились, засалились. От свитера неприятный запах — по счастью, воняло хотя бы пылью, а не потом. Арина, опасливо косясь на дверь, протерла влажной салфеткой подмышки. Но толку-то! Дезодоранта нет. Она вообще ничего из средств ухода с собой не взяла — знала, что в квартире оставалось полно еще маминых лосьонов, кремов. И косметики целый чемодан — мамусик красилась куда более умело и эффектно, нежели ее непутевая дочь.

Кое-как пригладила волосы. Умылась казенным мылом — кожу сразу стянуло, начало щипать. Из недр сумки выудила губную помаду — давно забытую, засохшую, некрасиво бордовую. Бледное лицо и кровавые губы — совсем не годится. Стерла. Еще раз набрала личный номер дяди Феди. По-прежнему недоступен. Что-то затянулись у него переговоры — с вином и крекерами.

Арина вернулась в зал. Села за столик у окна. Заказала бокал красного. Вместо крекеров ей предложили кроссини — сухие, хлебоподобные палочки.

Позвонить Гене с Кузей? Ох, Арина, брось. Что тебе до чужого отеля — когда ты сама бездомная?

Дядя Федя теперь подумает: она решила ответить на его чувства просто потому, что ей жить стало негде. Фу, как нехорошо.

Залпом махнула бокал вина.

И замерла.