Главная портниха Сгу (СИ)

К ним туда не только не войди, но и расспрашивать не смей, о чём гутарилось. Токмо вот не знаю, между собой ли они о том уговорились и друг дружке позаповедали, или же просто о том их там все речи, что и без запретов кому другому не перескажешь - срамота выйдет. Для чего иного девкам в избах запираться, как не побалакать о том, что очень их интересует, с их собственными телами происходит, а открыто нельзя - стыд, видите ли, и срам? О нестыдном они могут и в любое другое время поговорить, к примеру, когда с бабами в лес ходят по грибы да ягоды... а кстати, мужиков и даже парней с собой не берут! Тем и без того стрёмно сим делом бабьим заниматься (хотя сжирать собранное горазды!), но ежели сами не идут, почему бы сборщицам не побалакать о своём, бабьем и девичьем? Господа это как-то одним словом умудряются называть. Дай бог памяти, когда барыня наша... Ага, вспомнил - о женском!

Ещё они говорят "о дамском", но дама - это та же баба, только из господ - разве не так?

Дочь моя Аграфена заметила, что хотя расспрашивать девок о девишниках нельзя, но самой, по своей воле и охоте, почему бы и не порассказать о творившемся там умеющему молчать человеку? Хотя бы он и был другого полу, тятенька, скажем. Правда, я не сразу согласным стал слушать. Зачем мне похабщина всякая и стыдоба? Матери вон выложи, коли язык чешется. Но Груша моя девка находчивая, и вот как меня уговорила.

Прямо разоружила с моими возражениями.

Напомнила, как занемогла она в прошлом году, да так, что молитвами да отварами не обойдёшься. Запряг я лошадь и повёз болящую к фершалу. У нас в селе доктора нет, один фершал, и тот на краю села живёт-обитает, добирайся до него. Но ничего, успел вовремя. И пока ожидал в сенях и тревожился за родную кровиночку, конечно, хотел знать-ведать, что с нею учёный человек делает-вытворяет. Ну, подглядел чуток сквозь щель, отец же я всё-таки. Запомнил только сосредоточенный и деловитый взгляд этого фершала, знает мужик, что делает. И то сказать - учёный человек. Потому и знает. Быстро выздоровела дочка. И умной такой же осталась, а опыту горького прибавилось.

И теперь вот она мне напомнила, что если бы другой какой человек мужеского полу её вот так же раздевал бы и орудовал над нею, то это была бы срамота и похабщина, за кои отцы и братья поруганной бьют смертным боем. А с фершалом - совсем другое дело. Почему? Да потому что он - единственный человек на селе, который может болящую вылечить, и раздевает не иначе как для лечения именно. Не так ли, батюшка?